Тогда, в кафе, его охватило нечто вроде паники и под ложечкой противно засосало, потому что ответа не было. Будущее представлялось бесформенной массой, Зак не мог найти ни одной цели, к которой мог бы стремиться, ни одной действительно хорошей идеи, ни одного поступка, который смог бы совершить. И оглядываться в прошлое также не имело смысла. Лучшее, что было в жизни, его самое грандиозное достижение теперь пребывает в сотнях миль от него, в Массачусетсе, возможно, осваивает американский диалект и уже забывает о нем. И когда Зак оглядывался назад, то понимал: все им созданное, оказывается, имело преходящий характер и на глазах превращалось в ничто. Его карьера художника, его брак, его галерея. Он воистину не мог сказать, почему так получилось, – вероятно, имелись признаки надвигающейся катастрофы, на которые он не обратил внимания, или дело было в каком-то фундаментальном изъяне в его подходе к жизни. Он думал, что все делает правильно, считал, что много работает. Но теперь он находился в разводе – совсем как его родители. Его дед с бабкой тоже мечтали о разводе. Тех удержали от этого лишь условности, присущие их поколению. Став свидетелем кровавой битвы, произошедшей, когда расходились его родители, он дал себе слово, что с ним ничего подобного не случится. До свадьбы Зак был уверен, что все сделает правильно, не в пример родителям. Уставившись в пространство, он прокручивал в голове свою прежнюю жизнь, уходя все дальше в прошлое, искал, где и когда мог допустить ошибку.
Солнце садилось за крыши, и тени на полу галереи становились длинней и темней. В разгар дня они отступали. Разливались по узким улочкам, где типичные для Бата фасады из светлого камня высились по краям, словно стены ущелий. В летнюю жару они были блаженным убежищем от палящего солнца, от липких объятий толпы. Теперь же тени казались гнетущими, рождающими дурные предчувствия. Зак прошел к письменному столу и уселся в кресло, вдруг почувствовав себя озябшим и усталым. Он бы без раздумий отдал все, чем владел, тому, кто четко рассказал бы ему, что делать. Ему казалось, что он не сможет просидеть еще один день загнанным, как в ловушку, в тишину галереи, в которой звучали голоса отсутствующей дочери и давно ушедшей жены и в которой не было ни клиентов-художников, ни покупателей. Но едва Зак принял решение ужасно и бесцельно напиться, как с интервалом в пять минут произошли два события. Сначала он обнаружил в каталоге аукциона «Кристи» новый рисунок Чарльза Обри, выставленный на продажу, а затем раздался телефонный звонок.