Следующая работа выполнена черным и белым мелками на бумаге охристого цвета. Это был портрет Селесты, возлюбленной Обри. Селеста – похоже, ее фамилия так и осталась никому не известной – была родом из Французского Марокко. Ее лицо цвета пчелиного меда обрамляла копна черных волос. На рисунке были показаны только ее голова и шея, однако столь малое пространство заключало в себе изображение женского гнева такой силы, что Заку часто доводилось видеть, как зрители в первое мгновение невольно съеживались, словно ожидая отпора за то, что осмелились смотреть на подобное. Зак часто задумывался о том, что могло привести женщину в состояние такой ярости, – пламя в ее глазах говорило, что художник ступил по тонкому льду, когда выбрал именно этот момент для создания рисунка. Селеста была красивой. Все женщины Обри были красивы, и даже в тех случаях, когда их красота не была общепризнанной, Зак все равно ощущал в портретах прелесть их обаяния. Однако внешность Селесты, с безупречным овалом лица, большими миндалевидными глазами и иссиня-черными локонами, говорила сама за себя. Черты лица, его выражение демонстрировали смелость и бесстрашие, и были в высшей степени привлекательны. Неудивительно, что ей удалось заполучить Чарльза Обри так надолго, то есть на куда больший строк, чем другим любовницам.
На третью работу Обри он всегда смотрел в последнюю очередь, чтобы иметь возможность наслаждаться ею подольше. «Делфина», 1938 год. Дочь художника. Тогда ей исполнилось тринадцать. Портрет, изображающий ее до колен, снова карандашный рисунок, на котором она стоит со сложенными перед собой руками. На девочке блуза с матросским воротником, вьющиеся волосы схвачены на затылке в хвостик. Она повернулась к художнику в три четверти оборота. Ее плечи напряжены, словно ей велено стоять прямо. Рисунок похож на школьную фотографию, на которой дети изображены в неудобной позе. Однако едва заметная робкая улыбка девочки говорила, что она удивлена оказываемому ей вниманию и оно ей нравится. В ее глазах и волосах играл солнечный свет, и при помощи всего нескольких крошечных бликов Обри удалось так явно передать неуверенность девочки, что становилось ясно: она вот-вот изменит позу – может быть, уже в следующее мгновение, – прикроет рот ладошкой, чтобы скрыть улыбку, и застенчиво отвернется. Делфина выглядела робкой, нерешительной, послушной. Зак испытывал к ней любовь, озадачивавшую его самого. Отчасти отеческую, а отчасти являвшуюся чем-то бульшим. Ее лицо все еще было детским, однако его выражение, а в особенности глаза принадлежали уже женщине. Она была самим воплощением отрочества, только что данным обещанием, бутоном, ожидающим, чтобы распуститься. Зак провел многие часы, вглядываясь в портрет, мечтая когда-нибудь ее встретить.