– Он хочет снова тебя нарисовать. Я слышала, как он говорил об этом маме, но она сказала, что не нужно этого делать, если ты против, и что следует определенно спросить разрешения у твоей матери. Он сказал, ты истинный деревенский типаж. Я сама слышала, – проговорила она тихим голосом.
– Что это значит? – удивилась Димити.
Делфина пожала плечами:
– Не знаю. Но папа рисует только приятные вещи, так что это не может означать ничего плохого.
– Не вижу, чего в нейособенного, – пожаловалась Элоди сестре. – И совсем не понимаю, почему папа хочет ее рисовать.
– Не будь злой, Элоди. Я считаю Мици очень красивой. Мама сердилась, потому что ему нужно написать большую картину. У него заказ на портрет одного знаменитого поэта. К выходу книги его стихотворений работа должна быть закончена. Времени осталось мало, а папа вместо этого думает лишь о том, как нарисовать тебя, Димити, – сказала Делфина подруге.
Элоди надулась, а Делфина принялась водить палкой по воде взад и вперед. В разговоре наступила долгая пауза, во время которой Димити переваривала полученную информацию.
– Ты действительно считаешь меня красивой? – спросила она наконец.
– Конечно. Мне нравятся твои волосы. Они похожи на львиную гриву! – воскликнула Делфина, и Димити улыбнулась.
– Ты тоже красивая, – сказала она из вежливости.
– Когда я вырасту, то стану такой же красивой, как мама, – заявила Элоди.
– Никто не может быть такой красивой, как мама, – заметила Делфина невозмутимым тоном.
– Ну а я буду. Она мне так сама сказала.
– Ну и повезет же тебе тогда, правда, противная Элоди? – Делфина ткнула пальцами в ребра сестры. С минуту они визжали и возились, пока не упали обессиленные на поросший травой берег ручья.
Пока девочки боролись, Димити обернулась и бросила еще один быстрый взгляд в сторону дома, где все еще стоял их отец – худой, внимательный, погруженный в размышления, выпускающий изо рта облачка голубоватого дыма. Спустя какое-то время она обнаружила, что ей уже не так сильно, как прежде, не нравится, что он не отрываясь глядит на нее. Он рисует только приятные вещи.Она заметила, что встала прямее, и ощутила, что лицо больше не горит. Верно, румянец сошел. Приятнаяи красивая. Эти два слова, которыми другие никогда не пользовались, чтобы ее описать, теперь были употреблены одно за другим на протяжении всего нескольких секунд. Димити надеялась, что и то и другое соответствовало истине, а все остальные слова, которыми прежде бросались в ее адрес, являлись несправедливыми. Эта мысль, похоже, заставила кровь сильней пульсировать, заставила вдруг улыбнуться. Уж ясно не из-за того, что ноги закоченели в холодной воде ручья, а дома ждала мать с острым, как бритва, языком.