Решающий момент приближался. Пришло время бросить в бой последние резервы. В Париж и Лондон полетели распоряжения продать мои акции и, буде возможно, ненужные патенты. Анри Тенар повиновался, как солдат под огнем: отчет об исполнении пришел неожиданно скоро. Только цифры в письме стояли несуразные, раз в десять больше того, что у меня было. Пока уточнял, не ошибка ли это, добралось до Санкт-Петербурга и послание от Джона Кроули, полное непрошеных советов касательно управления капиталом. Партнер сообщал, что за последние три месяца бумаги Компании Южных морей подорожали втрое и продолжают расти в цене; было бы нерасчетливо терять прибыль. С изысканной вежливостью, свойственной мне в моменты раздражения, я объяснил в ответной эпистоле, что рискую потерять все свое состояние, если не получу наличных как можно скорее.
Очередная парижская почта принесла новости ошеломительные. Никакой ошибки! Сказочный рост народного богатства благодаря блестящим распоряжениям Джона Ло принес мне небывалый доход. Я сидел на куче свалившихся с неба денег дурак дураком. Зачем изобретать, трудиться, напрягать ум, строить корабли и заводы? Ловкий финансист раздал французам бумажки со своей подписью – и обладатели оных в один момент стали вдесятеро богаче! Как тесто из перебродившей квашни, сокровища потекли через край, за рубежи государства. Все счастливы и довольны. Только понять не могу: за что в таком случае шведы отрубили голову барону Гёрцу? Разве он не то же самое делал? Ну, вместо бумажных кредитных знаков пустил в обращение медные. Ужели разница в материале была причиной жалоб, что он всех разорил?!
Не нравятся мне ситуации, которых не понимаю. Даже деньги были не в радость, хотя оных достало и дефицит по заводу покрыть, и поместья из заклада выкупить. Обострилось чувство опасности. Если Британию и Францию так распирает от золота – они с легкостью оплатят войну против нас. Совсем не обязательно самим сражаться, достаточно дать по нескольку миллионов талеров шведам и немецким князьям.
В Европе испанцы, стоящие перед нами в очереди на экзекуцию, были биты. Еще до окончания зимы Четверной альянс окончательно вышиб из них мужество и волю к сопротивлению. Филипп Пятый отправил в отставку Альберони, затем подписал Гаагский трактат, притворившись, будто отказывается от итальянских владений. Швеция замирилась со всеми немцами: Георг получил Бремен, Фридрих-Вильгельм – Штеттин, Август – шиш. Неудача последнего породила злобное удовлетворение в моей душе. Конечно, помазанники Божьи все одним миром мазаны: правила чести к ним неприложимы, они обречены на лицемерие уже в силу того, что занимаются политикой. Но этот отличался особенно виртуозной и злокачественной подлостью, даже в сравнении с небрезгливым Петром. Обидно было бы видеть сие свойство вознагражденным.