– Тупые! Говорю тебе, Мишка, тупые и косорукие! Чтоб на такой доброй земле с голодухи чахнуть…
– Сам ты тупой, Афоня! Здешние мужики потолковее наших будут. А бедность… Не знаю, может, их баре до нитки обирают. Видал небось в Париже, какие важные.
– А я вчера винной ягоды нарвал – там у дороги, пока никто не видит. Кислая – страсть!
– Панька, дурень, ей еще два месяца зреть.
– Правда, что ли?!
Не иначе ребятишки думают, что я сплю, иначе б не посмели болтать почти в голос за хлипкой перегородкой. Надо шугануть, а то сами не выспятся и мне не дадут. Распахиваю дверь – тишина.
– Кто тут французских крестьян в дураки поверстал? Зря! У них хозяйство по уму поставлено. Просто война недавно кончилась. В места, какими мы ехали, неприятель не добрался, зато свое войско лет десять на постой ставилось. Каждую зиму. И в солдаты народу много взято. По замирении король домой отпустил, только уцелело меньше половины, считая увечных.
– Понятно, господин генерал! Дозвольте спросить…
– Да?
– А наш государь, как со шведом замирится, солдат отпустит?
– Этого тебе знать не положено. И почему по-русски? Я что велел?
– Пока не выучимся французским языком изъясняться, колико возможно!
– Ну так давай.
– Э-э-э… Ле сольдат… Нотре рой ле сольдат ляссе? Же… Же вю савёр!
– Interdit. А сейчас спать, завтра выезжаем до света.
Разбаловались, конечно, мои крепостные. Что же теперь делать, сечь на конюшне? Не для того учил. Разве только в крайности. За две станции до Лиона Пашка стащил какую-то мелочь на постоялом дворе – его же приятели по моему приказу так воришке поясными ремнями задницу отшлифовали, три дня сесть не мог. Но дружбе сие происшествие, как вижу, не помешало.
От Лиона не так уж далеко оказалось до имения маркизы де Вилетт, приютившей всеми отвергнутого Болингброка. Любопытство перевесило во мне природную нелюдимость и побудило навязаться в гости, к искренней радости несчастного изгнанника. Да, бегство столь блестящего оратора – несомненная потеря для британского парламента! А самому виконту пребывание в сельской глуши – утонченная пытка. Даже великолепные виды французских Альп, каскадом поднимающихся к востоку, от пологих холмов, увитых виноградной лозой, до грозных скалистых пиков с вершинами, вечно покрытыми снегом, не способны утешить этого человека, если некому внимать его красноречию. Во мне он нашел благодарного слушателя, с живым интересом готового обсуждать и древних авторов, и английские законы, и заморскую торговлю, и успехи натуральной философии, и события испанской войны, и многое, многое другое. Мы оба остались вполне довольны знакомством. Теперь впереди лежал Марсель.