— Согласен, — буркнул я.
Мне казалось, что лучше о смерти не думать вовсе, не рассуждать. Обходить ее в мыслях, в книгах, в жизни… А Денис? Мы — одногодки, но он во всем взрослее меня, умнее, может быть.
Вчера мы полдня читали вслух роман Ремарка «На западном фронте без перемен». Его принес Борис Костылин. Борис всегда приносил что-нибудь редкостное. Герои книги — вчерашние школьники, попавшие в окопы первой мировой войны.
Это нас, понятно, взволновало. Но и здесь Денис был зорче других, прозорливее. Он заговорил тогда о поколении тех, кто родился в начале и середине двадцатых годов. И сейчас незаметно перевел разговор на это.
— Я хочу быть не просто хорошим бойцом, а бойцом-фронтовиком. Хочу заранее испытать кое-что… Понял?
Я еще ни о чем не догадывался и только, хмурясь больше и больше, продолжал слушать его.
— Вот мы читаем в книгах, у Толстого, например. Ранили солдата. Лежит он, бедолага, на поле боя. Забытье, картины всякие проносятся перед ним… От потери крови, что ли? Я ведь, Сережка, чего хочу? Ну, ранят меня, ребра перебьют, ноги… А сознание я терять не должен до конца. Оно должно быть чистым, незамутненным. Надо тренироваться…
— Ах, вот ты о чем! — обрадовался я. — Ребра тебе перебить?
Я шутил. Но Денис просил именно об этом. Почти об этом.
Он отошел в сторону, к будке, где душевая. Вернулся, неся в руках увесистую короткую кочергу. Где он достал ее, когда успел припрятать? Не знаю.
— Я буду бежать. А ты… со всего маху… мне по ногам. Лады?
Я держал кочергу и никак не мог поверить, что разговор идет всерьез.
— А, может быть, — сказал я, — тебя сразу по кумполу съездить? Так надежнее.
Он задумался на мгновенье, будто допускал и такую возможность.
— Не надо, — сказал он наконец, — делай, как я прошу.
Итак, шутки кончились.
Денис вышел на беговую дорожку. Приготовился. Махнул мне рукой.
Бежал он, чуть пригибая свою стриженую голову. Во всей его фигуре была решительность, упрямство. Может быть, даже ослиное.
Что делать?.. Я насильно бросил кочергу, она скользнула по траве и чуть задела каблук Дениса. Он машинально пробежал еще несколько метров. Остановился. И подошел ко мне.
Впервые я видел такие глаза. В них был холодок, что-то очень и очень чужое. Капли пота наискось перерезали лоб Дениса. Я понял все и мне стало не по себе. Он ведь внутренне изготовился, он ждал удара. А я? Шляпа!
Все же я нашел в себе мужество и честно признался:
— Не могу…
Я ожидал насмешки и заранее опустил голову. Но он положил мне руку на плечо. И сказал:
— Сережка, а ты… через «не могу».
И все началось сначала: он встал на дорожке, а я замахнулся кочергой. Мне хотелось закрыть глаза. Но ведь тогда я мог бы попасть ему в голову, в туловище. Нет уж…