Я взял скрипку и растерялся:
— Слушай, она ведь не говорит. Она только звуки издает.
Пацан никак не мог с этим примириться.
— Звуки? А разве это не звуки «Ча-па-ев»?
— Нет, — говорю, — не звуки, это буквы.
Он ушел сильно огорченный. Мальчишка этот просиживал по три сеанса в день на новом кинофильме — «Чапаев»…
Со временем меня стали приглашать в оркестр. Музыка уже не огорчала как прежде. И все-таки…
Надо бросать. Решил быть военным моряком — значит все остальное по боку. Восьмой класс скоро за спиной останется. Там еще два года — и прощай, десятилетка.
А пока нужно к морскому делу приобщаться.
С мая по сентябрь мы все из Днепра не вылазили. Плавали, гребли, иногда уходили далеко на шлюпках.
Что я умел еще? Вязать морские узлы. Не все, правда.
Кое-что знал об оснастке парусного судна и управлении им. Но только верхушки. Копни поглубже — и я пуст совершенно.
Как-то в цирке, в буфете, я стал в очередь. Подошел моряк. Я купил бутерброд, и он купил. Отошли в сторонку, разговорились. Конечно, о море, о парусных кораблях. И тут оказалось, я не знаю, что такое бакштаг, ветер такой. Фордевинд я знал, бейдевинд, галфвинд. А про бакштаг — нет.
А это ведь самый лучший ветер. Он дует попутно, в корму, но чуть под углом. И наполняются его силой не только бизань — задний парус, но и все остальные.
Замечательный ветер. А я — не знал. Потому что, решил я, за всем не угонишься: морское дело и тут же — музыка. К черту! Надо бросать.
Костяшка от клавиша стала влажной в моем кулаке.
Я шел по коридору, и снова тетя Нюра, в своем синем несвежем халате, недружелюбно смотрела на меня.
— Накрутили хвост?
— Накрутили…
Ножичком я соскабливал желтые затвердевшие комки. Оборотная сторона пластинки стала гладкой. Теперь осталось тонко намазать клеем и приложить ее к оголенной клавише. Но где достать клей?
Придется идти на поклон к завхозу. Ничего другого не придумаешь. Я вздохнул.
Завхоз тоже ругал меня. В консервной банке он разварил клей. Клей был вонючий. Потом завхоз мазнул по пластинке и сказал:
— Жми.
Я нес костяшку, не переставая на нее дышать. Как на замерзшего воробья. Или — как канцеляристы на печать, прежде чем ударить ею по документу.
Приложил, наконец, пластинку к клавише и нажал пальцами.
Потом я осторожно отнял руку и посмотрел, как попрощался, на эту клавишу — «си» малой октавы.