— Это такие субстанции, — объяснил он, — которые иногда подселяются к человеку и живут с ним, питаясь страхом или радостью, в общем, чувствами. Такие приходят во время медитации — выхода сознания во вне, когда человек ищет ответы на вопросы, а вместо этого находит дающий подсказки «голос» или даже видит гостя в собственной голове воочию. Иногда в образе некого святого, иногда аморфного существа, иногда ангела — у кого как. Сумевший обнаружить «подсказчика» горе-колдун радуется, в то время как подселенец жрет его жизненную энергию, советует черт знает что и даже изредка пытается управлять телом. В общем, сейчас не об этом. Я остановился на том, что стал их видеть…
— Ты говорил об этом матери? — Поинтересовался Стив.
— В том-то и дело. И лучше бы не говорил вовсе. Потому что, помимо того, что она начала водить меня сначала по докторам, затем по психотерапевтам, а после и вовсе закрывать в кладовке, чтобы не пугал ее страшными историями, она начала гораздо больше пить, а так же называть меня «дьявольское отребье», «ублюдок» и постоянно повторять магическую фразу «я так и знала». Чего знала, как знала? Мне тогда было невдомек. Я подолгу стоял в темной тесной конуре без воды и еды и никак не мог понять, почему меня вдруг перестали любить. Ведь я видел то, что видел, а желание сына поделиться открытиями с родной матерью вполне объяснимо. Однако мне быстро пришлось осознать кое-что еще: если не уверен, что тебя поймут, лучше молчать. Всегда. Без разницы, близкий тебе человек или далекий, должен он тебя любить, несмотря ни на что или не должен, а ответы на вопросы всегда предпочтительнее искать в одиночку. И тогда рассказывать о своих «видениях» я перестал. Это случилось к семи годам.
«К семи годам. — Отдалось эхом в голове у Стивена. — Сколько же он стоял в той кладовке? Сколько раз и по сколько часов? Один, безо всякого понимая о том, почему и за что находится там. А теперь его взрослого и не упрекнешь, что так мало говорит. А кто бы после такого болтал?…»
— Эй, ты там, случаем, не жалеешь меня? — Раздалось сзади.
Док усмехнулся.
— Ты точно чувствуешь людские эмоции. Но я не жалею, я просто анализирую и пытаюсь понять логику твоей матери. Неужели, несмотря на странности, она не встала на твою сторону? Ведь родной сын — сам говоришь — как можно наказывать за собственные грехи кого-то другого?
— Можно. Посмотри вокруг и заметишь тому множество примеров.
— Да уж. И жаль, что так. А про отца она тебе не рассказывала?
— Нет, хотя я спрашивал. Она врала, что он погиб, и лишь однажды, перебрав, призналась, что он был дьяволом и что надо было быть полной дурой, чтобы спать с незнакомцем.