Пустой и ненужный. Да, он именно таков, а также красивый, бесчестный и патологический эгоист. Но ее к нему непреодолимо тянуло всю ее жизнь. Он значит для нее больше, чем семья, больше, чем все Макдауэллы, вместе взятые, больше, чем этот столетний фамильный мавзолей на морском берегу.
Боже, как ей хотелось его! Все ее естество алкало его, словно она снова была глупой девушкой-подростком во власти гормонов. Она не стесняясь рассматривала его, его сильное, стройное, мускулистое тело, чувственный рот, чуть раскосые глаза, и внутри у нее разгорался пожар.
Но он ничего об этом не узнает. В лучшем случае догадается. В конце концов, он умный человек, неплохо разбирается в женщинах. Ему было прекрасно известно, что она до боли хочет его. Равно как и то, что она никогда ему этого не скажет.
Но он не знал, что она его по-прежнему любит. Любит страстно и глубоко, и похоже, эта любовь останется в ее сердце еще долго, и ничто: ни суровая правда, ни печаль — не в состоянии остудить ее чувств.
Но она не намерена превращаться в несчастную старуху, оплакивающую потерянную любовь, для этого она слишком рассудительна. Как только она вырвется от Макдауэллов, она постарается чего-то достичь в этой жизни. Возможно, ей посчастливится повстречать достойного мужчину, за которого она выйдет замуж. И у нее, разумеется, будут дети — дети, которых она ни за что в жизни не отдаст сумасбродной миллионерше. И лишь в жаркие летние ночи, или, наоборот, прохладные осенние, она будет вспоминать Александра Макдауэлла и свою любовь к нему.
— У тебя когда-нибудь возникало чувство, что за тобой наблюдают? — услышала она голос Алекса и от неожиданности вздрогнула. Он даже не открыл глаз, однако наверняка ощутил на себе ее пристальный, изучающий взгляд.
— Можешь подать на меня в суд, — сказала она.
Он открыл глаза и посмотрел на нее, едва заметно улыбаясь.
— Я имел в виду не тебя. Нет, конечно, ты следишь за мной, я слежу за тобой. И даже если тебе неприятно это признать, согласись, мы оба страдаем от взаимной похоти в ее крайней клинической стадии, и даже если у нас и получается не прикасаться друг к другу, мы все равно таращимся друг на друга.
— Похоть в клинической стадии, — отозвалась она, — как мило сказано.
— А ты что, станешь отрицать?
— Я бы не стала называть мое чувство к тебе похотью, — сухо пояснила Каролин.
— Не намерен вступать с тобой в спор по этому поводу. Я имел в виду этот дом. Если за мной кто-то следит, я всегда это чувствую. Может, во всем виноваты окна, что выходят на Уотер-стрит.
— Сейчас не сезон. Мимо дома никто не ходит, машин тоже почти нет.