— Зачем?
Грант опешил.
— Вы хотите сказать, что вас это мало волнует?
Джо кивнул, и в этом жесте не было ни вызова, ни бравады. Он просто констатировал факт.
— Деньги? — предложил Грант.
Джо широким взмахом указал на окружающие горы, на просторную долину.
— У меня есть это. Я не нуждаюсь в деньгах.
— Может быть, слава?
Джо не плюнул, но лицо его было достаточно выразительным.
— Благодарность человечества?
— Она недолговечна, — насмешливо ответил Джо, и Гранту опять показалось, что он с трудом сдерживает хохот.
— Послушайте, Джо… — Против воли Гранта в его голосе звучала мольба. — То, о чем я хочу вас попросить… это очень важно, важно для еще не родившихся поколений, важно для всего рода людского, это такая веха в нашей жизни…
— Это с какой же стати, — спросил Джо, — должен я стараться для кого-то, кто еще даже не родился? С какой стати думать дальше того срока, что мне отмерен? Умру — так умру ведь, и что мне тогда слава и почет, флаги и трубы! Я даже не буду знать, какую жизнь прожил, великую или никудышную.
— Человечество, — сказал Грант.
Джо хохотнул:
— Сохранение рода, прогресс рода… Вот что вас заботит. А зачем вам об этом беспокоиться? Или мне?..
Он стер с лица улыбку и с напускной укоризной погрозил Гранту пальцем.
— Сохранение рода — миф. Миф, которым вы все перебиваетесь, убогий плод вашего общественного устройства. Человечество умирает каждый день. Умер человек — вот и нет человечества, для него-то больше нет.
— Вам попросту наплевать на всех, — сказал Грант.
— Я об этом самом и толкую, — ответил Джо.
Он глянул на лежащую на земле котомку, и по его губам опять пробежала улыбка.
— Разве что это окажется интересно…
Грант развязал котомку и достал портфель. Без особой охоты извлек тонкую папку с надписью «Неоконченный философский…», передал ее Джо и, сидя на корточках, стал смотреть, как тот пробегает глазами текст. Джо еще не кончил читать, а душу Гранта уже пронизало мучительное ощущение чудовищного провала.
Когда он в усадьбе Вебстеров представлял себе разум, свободный от шор, не скованный канонами обветшалого мышления, ему казалось, что достаточно найти такой ум — и задача будет решена.
И вот этот разум перед ним. Но выходит, что этого мало. Чего-то недостает — чего-то такого, о чем не подумал ни он, ни деятели в Женеве. Недостает черты человеческого характера, которая до сих пор всем представлялась обязательной.
Общественные отношения — вот что много тысяч лет сплачивало род людской, обусловливало его цельность, точно так же как борьба с голодом вынуждала муравьев действовать сообща.