— Здравствуй, Манароис, — сказал Мо и прошёл в дом мимо неё.
— Пойдём, — шепнула она ему на ухо и потянула его в постель. Как только они обнялись и поцеловались, в дверь снова постучали.
— Открыто, — крикнула Манароис, не собираясь вставать.
— Занято, — крикнул Мо, привстав на локтях. В дверь вошел ещё один Мо и, приблизившись к кровати, улёгся с другой стороны Манароис. Она улыбнулась, так как такое они проделывали с Мо, но когда опять застучали в дверь и появился третий Мо, Манароис возмутилась.
— Мо, это уже чересчур, — и в знак протеста поднялась с кровати и отправилась доить своих коров. Её стадо паслось в соседней рощице, а когда коровы увидели Манароис, то цепочкой потянулись к ней.
Манароис присела возле первой коровы и принялась доить её в деревянное ведро. Когда она закончила и обернулась к дому, ведро с молоком выпало из её рук: возле каждой коровы сидел на корточках Мо и дергал буренку за сосцы, сцеживая молоко в деревянное ведро.
***
Витер стоял за деревом и внимательно наблюдал за дикарями, которые, притащив Перчика и привязав его к столбу, занимались своими делами, позабыв о пленнике. Следовало дождаться ночи, чтобы под её покровом попытаться освободить Перчика. Витер считал своим долгом спасти Перчика, чтобы ответить ему за своё спасение. Ведь, не крикни тогда Перчик: «Беги!» — ещё неизвестно, кого бы привязали к столбу на поляне дикарей. Впрочем, Витер попытался бы спасти Перчика в любом случае, так как их совместное путешествие привязало Витера к появившемуся взрослому другу. Ещё никогда в своей маленькой жизни Витер не ощущал себя таким нужным другому человеку, которого он воспринимал, как свою семью.
Местное солнце, Горелло, уже закатилось за Землю Харома, погрузив в сумерки эту часть острова. Аборигены сидели вокруг костра и что-то жевали, громко переговаривая. Витер глотнул слюну, вспомнив, что они с утра ничего не ели, но приходилось терпеть, так как оставлять наблюдательный пункт он не собирался. На темнеющем небе вынырнули звезды, и дикари потихоньку разбрелись по шалашам, слепленным из ветвей деревьев и установленным по краю поляны. Часовой, оставленный больше для проформы, сидел у догорающего костра и подбрасывал в него ветки не ради поддержания огня, а чтобы не уснуть.
Витер вытянул нож и крепко зажал его в руке, намереваясь отчаянно сопротивляться, если события пойдут не так, как нужно. Он знал, какая судьба ждёт любого пленника дикарей «рао»[22], как они себя называли. Куча обглоданных человеческих костей, горкой лежащих в стороне, ясно напоминала об этом. Витер окинул внимательным взглядом часового, который уже уронил голову на грудь, и решил, что лучшего времени для освобождения Перчика не будет.