Зато Жеребцов начал сомневаться:
— В доме трупов нет! Может, дантист не убийца? А то, что живет по чужому виду — мало ли таких! Я бы за фальшивый паспорт арестовал его, допросил, и дело сразу бы прояснилось.
— Если он убийца — то трупы не выдаст, за свою шкуру будет бороться. Давай дождемся ответа из Риги. Но пока кое-что предпримем, — и Соколов поделился своей задумкой. Жеребцов был в восторге: он хохотал, хлопал в ладоши и с нетерпением стал ждать ночи — время осуществления плана.
Ночью под окнами спальни дантиста раздался хор женских голосов, жалобно стенавших: —Душегуб, почто жизни нас лишил? Ах, горько нам!”
Дантист, чей сон прерван был столь жутким способом, подскакивал к окну, кричал в темноту: “Кто тут? Чего вам?” Ответа не было. Проходило полчаса, и вновь раздавались стенания: “Убийца, душегуб!”
С первыми лучами солнца, взлохмаченный, с торчащими усами, в ночной пижаме, дантист с шумом распахнул дверь. Увидав агента, сидевшего на пороге, обрадовался, заикаясь, спросил:
— Ночью вы, извините, тут были? Голоса слышали?
Женские...
Иван Гусаков строго отвечал:
— Да, господин дантист, всю ночь, скажу прямо, дежурил. Но насчет голосов — это у вас мерещенье слуха.
— Нет, голоса явственные. Более того... — Дантист достал из кармана фото — шесть изображений женщин. Шепотом произнес: — На полу возле окна лежали. Неужели никого не заметили?
— У меня муха не пролетит! — гордо сказал Гусаков. — Эй, Новиков! Ты с торца стоял, голоса женского рода не слышал?
Из густых кустов сирени тут же вылез квадратный парень крестьянского вида, удивился:
— Никак нет, Иван Матвеевич, такого ничего не было. Всю ночь тишина, вот разве кузнечики...
Дантист поник головой, молча ушел в дом, оттуда целый день не появлялся и прием не вел. Ночью все повторилось заново: женские стенания, крики и проклятия дантиста, однажды пальнувшего в окно из антикварной пищали.
На другое утро, спозаранку, в квартире Соколова зазвонил телефон.
— Господин полковник, Аполлинарий Николаевич, это Гусаков-папаша беспокоит. Скорей приезжайте, дантист яд принял, благим матом орет.
Менее чем через десять минут Соколов прибыл на место. Дантист в судорогах катался по полу. Дыхание было прерывистым, голова судорожно откидывалась назад, зрачки сходились к переносице.
— Челябуху при-ня-ял... — прохрипел он. — Скорее, в больницу... Хочу жить!
— Где трупы? — грозно крикнул Соколов. — Пока не скажешь, в больницу не отправлю.
Дантист страшно застонал, дернул головой:
— Под ковром!
Соколов сорвал со стены персидский ковер, он тяжело грохнулся на паркет. На стене под потолком желто отсвечивала большого размера бронзовая крышка. Сыщик пододвинул к стене стол, поднял валявшийся на полу старинный кинжал и, вставив в зазор, нажал на рукоять. В образовавшуюся щель просунул ладонь, натужась, приподнял крышку. Тут же пахнуло смрадом.