Вышли на улицу. Гроза закончилась. Порывами налетал ветер. Он стремительно гнал над крышами фиолетовые облака, сквозь которые проглядывала чистая луна. На горизонте время от времени громыхало, сказочно и широко озаряя полнеба.
Закутавшись в брезентовый балахон, на козлах дремал Антон. Теперь он встрепенулся, привычно заругался на лошадей:
— Ух, животные, уснули! Я вот вас, холерных, сей миг благословлю кнутом под брюхом. Модель, вишь, взяли — спать. Ну, прямо тебе какие благородные.
Соколов вспрыгнул в коляску, и она, просев, аж опустилась в рессорах.
Крепкие застоявшиеся лошадки рванули с места, весело цокая и выбивая искры из булыжной мостовой. Свежий ветер рванул в лицо. Поднялись на Лубянскую гору. На Мясницкой, за фарфоровым магазином фирмы Кузнецова, свернули вправо — в Большой Златоустинский.
— Остановись у дома Булыгиной! — приказал Сильвестр. — Стой же, антихрист, приехали!
Соколов поднял голову, прочел на стене эмалированный указатель: № 13. Дом был о трех высоких этажах, с лепниной и претензией на изящество.
— На верхнем этаже его квартира, вон угловое окно открыто, — негромко пояснил Сахаров.
— А почему он в темноте сидит? — удивился Соколов.
— Может, прикорнул малость, нас дожидаясь?
— Сейчас мы его разбудим! — весело проговорил Сильвестр. — Ишь, окно распахнул, а после грозы весьма прохладно сделалось. С чего бы Хорьку вспотеть? Со своей марухой утрудился, поди. Только бабы в голове. Ну и жеребец!
— Консьержка есть? — полюбопытствовал Соколов.
Сахаров ответил:
— Мы приказали Булыгиной, чтоб не держала консьержку. Зачем нам лишние свидетели? Ключи лишь у Хорька и у меня. Пойдем за угол, вход напротив монастыря.
В переулках было пустынно. Лишь в редких окошках за занавесочками теплился свет. Где-то протяжно и тоскливо выла собака, да какой-то прохожий звонил в аптеку, что на углу.
Сахаров открыл ключом уличную дверь. Стали подыматься по узкой, чисто вымытой лестнице с фигурными чугунными перилами. В первом лестничном марше Соколов насчитал тринадцать ступеней.
И уже не удивился, когда они остановились против квартиры с белой эмалированной табличкой — Кв. № 13.
В подъезде — сонная тишина. Где-то на нижнем этаже заплакал ребенок. С улицы послышался шум проезжающей коляски.
Сильвестр деловито покрутил ручку старинного механического звонка — влево-вправо. На скрежещущий звук бронзовых зубцов никто не отозвался. Еще и еще раз — гробовая тишина.
Сильвестр удивленно почесал кадык:
— Что это мой дорогой друг, упился, что ль? Да он в отличие от нас вроде бы много не употребляет.