— Каждую минуту помни: едешь не в Россию, где тебе все с рук сходит. Эти бронштейны-ленины и со своими не церемонятся... Наш человек в большевистской партии сообщил: кто-то донес им, дескать, «Штакельберг не настоящий едет». Это очевидное предательство, утечка секретнейших сведений. Исходит из самых министерских верхов. Но кто предатель? Пока не знаю. После этого Ленин потребовал от связника портрет настоящего Штакельберга. И он получил... твое фото.
Соколов удивился:
— Каким образом?
Сахаров рассмеялся:
— Наш связной предложил жертве твоей необузданной страсти — германской шпионке Вере Аркадьевне встретиться с тобой в Поронине. Дама эта, понятно, испытывает к тебе самые пылкие чувства. Она с радостью согласилась. Связной назначил ей встречу в Кракове, откуда рукой подать до Поронина. Там он ей вручил твое фото — для передачи Ленину. Она приехала к большевистскому вождю и отдала фото, подтвердив: «Это Штакельберг! Я его как облупленного знаю!» И теперь, изнывая от страсти пылкой, дожидается тебя в Поронине. Но будь осторожен: Ленин дьявольски умен и
проницателен.
— Резидент в Берлине надежен?
— Вполне! У него есть все необходимое, чтобы сделать из тебя «природного» берлинца. — Взглянул на карманные часы. — О, надо спешить, «Норд-экспресс» даже тебя ждать не будет. Я на перрон не пойду. Проводники германские поголовно все шпионы.
* * *
Простились у входа на вокзал.
Спустя несколько минут раздался короткий тревожный звук колокола. Паровоз выпустил горячо шипящий пар и медленно двинулся в таинственную мрачность ночи. В одноместном купе международного вагона, пахнувшего дорогими духами, кожей и каучуком, задумчиво сидел атлет с лицом, полным мужественной красоты. В его кармане лежал паспорт на имя Карла Биркгана, коммивояжера из Пернова Лифляндской губернии.
Через тридцать три часа, миновав Вильну, Эйдкунен, Шнейдельмюн и прочие крупные и мелкие железнодорожные узлы, блестящий маслом и никелем паровоз весело вкатил под стеклянную крышу Фридрихштрассебан-хофа.
Соколов вновь испытал приятное чувство азарта, которое приходит к охотнику, идущему брать матерого зверя.
Он легко спрыгнул на вымытый мылом и чистый, словно горница, перрон. Коренастый носильщик с бляхой на груди, привычно посапывая, потащил в багажное отделение дорожный чемодан.
Круглые вокзальные часы показывали начало третьего. Подумалось: «Через двадцать минут меня ждет резидент. А в Берлине тепло, словно зима сюда не приходила».
Он вышел на оживленную Фридрихштрассе. Возле Бранденбургских ворот свернул на главную берлинскую улицу — Унтер-ден-Линден, обсаженную четырьмя рядами лип.