Лесорубова жена, миловидная грудастая шатенка, то и дело цепляла широкими бедрами обильно накрытый стол, отчего напитки в графинах начинали мелко дрожать. Встречаясь взглядом с атлетом-красавцем, она алела и застенчиво опускала серые навыкате глаза.
Карел, выпив несколько рюмок крепкой домашней водки, произнес:
— Сюда полицейские не доберутся. — Вам, разумею, надо пробираться в Россию? Границу только дурной не перейдет, там сквозняк гуляет. Но как до границы дойти? — Поскреб задумчиво пальцем макушку, решительно взмахнул рукой, едва не перевернув тарелку с солеными груздями: — Я вас отвезу к своему старшему братцу. Его зовут Ян, он живет в поселке Новы Сонч. Это километрах в двадцати отсюда, на берегу Дунаеца. Ох, умен братец — что тебе кайзер!
* * *
Еще двое суток беглец оставался с гостеприимными хозяевами. Соколов несколько пришел в себя, подкормился, обзавелся с помощью Карела хоть и узким в плечах, но добротным полушубком и валенками.
Наконец, Карел навалил на большую телегу сена, спрятал под ним Соколова и отвез к братцу Яну. Тот удивленно покрутил давно не стриженной головой:
— Так это вас ищейки рыщут? Везде нюхали, ко мне вчера тоже приперлись. Но пусть вас, господин, это не тревожит! Я отвезу вас до Торнува. Там широкий тракт, на Лемберг тянется. Его в России называют Львов. В Торнуве владеет постоялым двором мой свояк — хохол Олекса Тихий. Большой ревнитель православия! Нынче перед Рождеством у него, почитай, каждый день останавливаются странники — и православные паломники, и так праздношатающиеся меж двор. Вот и пристанете к ним. Будете именем Христа подаяние просить, так с Божьей помощью до России и доплететесь.
Соколов весело расхохотался, представив себя в роли побирушки.
Карел расцвел от удовольствия:
— Ай да молодец, братец! Жандармы и полицейские на странников внимания не обращают. Да хоть и обратят, толку мало. Издревле попрошайки и бродники болтаются по дорогам. Природного имени своего толком не ведают.
Ян отозвался:
— Карел ловко сделал — вас в сено спрятал. И тепло, и травкой духовитой в ноздрю шибает — прямо как у Христа за пазухой. Завтра утречком я тоже сховаю вас в сено. А там — с Богом, в дорогу.
* * *
Олекса Тихий оказался крепким мужчиной лет сорока, высокого роста, с красивым бритым лицом, с добрым и умным взглядом серых, по-молодому лучистых глаз. Он щеголял мягкими хромовыми сапогами и фланелевой ямской рубахой навыпуск. В красном углу, под иконами на столике, у него возвышалась стопка книг, из которых выглядывали бумажные закладки.
Ласковым голосом Олекса произнес: