Сокрушив дубовую дверь, Соколов выскочил в торговый зал. Протолкавшись сквозь толпу покупателей, кого-то опрокинув с ног, он оказался на Мясницкой.
— Кто видел преступника в пиджаке и кумачовой рубахе? — крикнул сыщик. — Куда он побежал?
Подросток в лаптях, самого жиганистого вида, хитро сощурился:
— Вы — полиция? Тогда он во-он туда, в гору побег, к Малой Лубянке!
— Вот тебе за вранье! — Соколов отвесил лгуну «леща» и бросился в противоположную сторону — к Лубянской площади, соображая: «Преступнику всегда сподручней бежать с горы, да и народу на площади много, с толпой смешаться захочет».
Чукмандин, столь неожиданно пустившийся в бега, имел время, чтобы несколько оторваться от погони.
Соколов лихорадочным взглядом шарил по оживленной толпе, пытаясь разглядеть беглеца. Повсюду сновали, двигались люди: юркие рассыльные в фирменных кургузых пиджачках с блестящими номерами на груди, простолюдины в допотопных чуйках, студенты в суконных картузах, гимназисты в форменных кителях с начищенными пуговицами и кокардами, почтальоны в фуражках с короткими лакированными козырьками, газетчики, отчаянно горланившие: «Свежие новости! Похититель миллиона банкира Шапиро не найден, ушел с концами!»
За спиной Соколова отчаянно зазвонил трамвай. Сыщик отпрянул в сторону. Это был шестой номер: Сокольническая застава — Петровский парк.
Трамвай выкатился на площадь и, замедлив ход, стал сворачивать вправо. Соколов увидал, как прятавшийся за массивной мачтой освещения Чукмандин метнулся к первому вагону и в момент поднялся к кабине вагоновожатого, что-то сказав ему. Трамвай сразу прибавил ходу. Соколов счастливо улыбнулся:
— Ну, братец, теперь ты от меня не уйдешь!
Сыщик заметил возле чугунной коновязи молоденькую, с крепкими ногами каурую лошадку, впряженную в легкую рессорную коляску. На козлах дремал, опустив бороду на грудь, извозчик.
Соколов, не теряя мгновений, махом вскочил в коляску, хлопнул по плечу извозчика:
— Хлещи кобылку, догоняй шестой трамвай! Ну, чего рот рассупонил? Гони, говорю!
Извозчик, придурковатый мужик лет тридцати, тупо глядел на седока:
— Чой-то, транвай? Куда распорядитесь, туды повезу. А на транвае я не пользуюсь.
Соколов, закипая гневом, прорычал:
— Дурень, раз приказано — гони!
— Чаво?
— Ах ты, раззява!