Угроза возымела действие: вагоновожатый добавил скорости, хотя до крутого поворота на Неглинную оставалось недалеко.
В вагоне паника: дети кричали, женщины рыдали, мужчины не роптали — побледнели.
И вновь направил дуло на Соколова:
— Вставай, мусор, на колени. Повеселюсь!
Оказавшись лицом к лицу с Соколовым, Чукмандин насмешливо оскалил желтые зубы:
— Руки вверх, легавый! К стене повернись, шманать тебя, мусора, буду. И не рыпайся, замочу в два счета, — и он угрожающе потряс револьвером.
* * *
Маленькое отступление для интересующихся ненормативной лексикой. Немало выражений воровского жаргона, которым и сто, и двести лет, дожили до наших дней. Так, в 1908 году в Петербурге вышла книга «Блатная музыка. Жаргон тюрьмы». Ее редактором и автором предисловия был известный русский ученый, профессор Иван Бодуэн де Куртенэ. В этом исследовании, в частности, встречаем: мент, мусор — сыщик, мар-уха — любовница, бабки — деньги, рыжуха — золото, перо — нож, клевый — хороший, кича — тюрьма, шпаер — револьвер и т. п. выражения, в известных социальных кругах употребляющиеся и ныне. Удивительная живучесть!
Как это всегда случалось в минуту наивысшей опасности, мысль Соколова заработала спокойно и четко. Взгляд его скользнул по панели. Красивая цветная реклама: «Карамель фруктовая С. Сиу и К°». Рядом — блестящая никелем ручка. И надпись: «Тормоз».
Трамвай уже приближался к роковому повороту.
«Угонщик явно не в себе, он не соображает, что сейчас мало живых останется в вагоне, да и пешеходы погибнуть могут. А вожатый перепугался до обморока, боится ослушаться этого ненормального!» — так рассуждал Соколов.
Чукмандин вновь навел на сыщика револьвер, прошипел:
— Мой шпаер сейчас продырявит тебя, мент! — И бандит стал издевательски медленно жать курок.
Соколов вдруг метнулся к тормозу, рванул его. Вагон спасительно заскрежетал тормозами, затрясся, из-под колес полетели огненные брызги.
Пассажиры, издавая крики ужаса, повалились на пол. Кубарем полетел Чукмандин, но дважды успел нажать на курок. Одна пуля царапнула висок Соколова, оставив, впрочем, отметину, которую великий сыщик носил до конца жизни. Другая попала в глаз красивой девочке, изображенной на плакате «Карамель фруктовая...».
По инерции убийца влетел в дверь, грохнулся на мостовую, но тут же с кошачьей ловкостью вскочил на ноги и бросился наутек.
Соколов, чувствуя, что с каждым мгновением силы покидают его, закричал с трамвайной площадки:
— Городовой, держи!
И сразу подумалось: «У преступника в барабане одна пуля осталась. То-то он “нансеном” размахивает».