Своды готического замка уходят высоко в темноту, куда не в силах достать ни скудный свет факелов, ни регулярные, но одиночные вспышки молний за окнами. Там, снаружи, бушевала непогода, а темные густые тучи хранили время суток как самую великую тайну.
У одного из факелов, отбрасывая длинные, тянущиеся по полу, тени стояли две человеческие фигуры — женская и мужская. Она была в пышном дорогом платье, прекрасна, стройна и увенчана копной пышных золотистых волос. Он был высок, широкоплеч и мужественен. Пламя факела отражалось от холодного металла его доспехов.
— Дорант, неужели нам и дальше суждено встречаться вот, в тайне от всех? — воскликнула она, ломая тонкие, белые, украшенные перстнями, пальцы.
— Увы, Дейремена, — он опустил глаза, — близкие не понимают нас. Мой меч… он рубил головы драконов и пробивал доспехи кровавых язычников, но косность и непонимание наших близких крепки — даже для него.
— Но почему, почему, Дорант? — в отчаянии воскликнула Дейремена, схватившись за голову.
— Я простой рыцарь. Ты — дочь короля. Я не ровня тебе, — голос Доранта, спокойный и ровный, звучал как эпитафия.
— Будь проклято мое происхожденье! — навзрыд вскричала Дейремена, падая на колени и простирая руки к небу, — давай, сбежим, мой рыцарь. Сбежим и не найдут нас… ненависть и предрассудки.
— Увы, не волен я бежать, ведь клятвой чести скован пуще ста цепей. Завтра в поход иду… твоим отцом призванный. Уйду, меч вражьей кровью окроплю… когда вернусь, вернусь иль нет — не знаю.
— О, небо! Ты жестоко! Но за что?! Хочу покончить я с собой! И пусть на муки вечные я обреку себя. Но ад — ничто, все муки — как блаженства рая в сравнении с одним лишь жизни днем… когда живешь и знаешь, что любовь твоя погибла. Но может…
— Что, любовь моя?
— Ребенок… Наше общее дитя… Пусть что-нибудь мне от тебя останется… Тогда, быть может легче будет пережить разлуку, чем просто помня о тебе, с ужасным словом «никогда» сплетя воспоминанья…
* * *
Сенсоры отлипали от моей головы неохотно, как пиявки в разгар трапезы. С меня хватит! Ситуация зашла слишком далеко. Так далеко, что, боюсь, Шекспир вертится в могиле со скоростью вертолетных лопастей.
Диарея, то есть, я хотел сказать, Дейремена из клана Железных Цветов, только на слух звучит чарующе прекрасно, романтично. И, разумеется, в соответствующих декорациях, создаваемых воображением пользователей Коммутодрома, подобно кулинарным шедеврам из синтетики.
Наверняка все эти «Железные Цветы» в жизни — стервозные, агрессивные «старые девы», что, в борьбе со своей потенциально бесконечной жизнью синтезируют себе детей (как на нашей базе — бойцов), нянчатся с ними. А Диарея эта, будучи мастером (мастерицей), по любому лишена какой-либо растительности на голове, зато одержима в этой связи жутким застарелым комплексом. «Копна пышных золотистых волос» — тому подтверждение.