Он не заметил, как снова оказался в своих покоях. Совершенно не сознавая, что делает, он крушил всё и всех, что попадались ему на пути. Он даже не видел, как это происходило, но вокруг него почему-то вдребезги разлетались зеркала, падали со стен экраны и шпалеры, кадки с растениями опрокидывались и плавилась кожаная обивка мебели. На всех трёх этажах теперь бились в припадках и захлёбывались пеной слуги и солдаты, неосмотрительно появившиеся в коридоре, когда он, ослеплённый своим отчаяньем, бежал сквозь полумрак к единственно привычному, почти безопасному для него месту. Теперь, захлопнув дверь своей спальни, он, хрипло дыша, упал на колени и весь сжался, стараясь унять бившую его дрожь. Помрачённое сознание Рейзы не справлялось с хаосом, что творился в его душе. Когда-то ему казалось, что он уже прошёл терпимый предел страданий, переболел, пережил свои чувства, и больше уже никогда не познает их снова. Жизнь скоро закончится, закончится и боль. Но то, что произошло теперь, было во стократ хуже того, что уже сотворил с ним Амит; того, что сделали все остальные. Амит Рафи, любимый названный брат, знавший все секреты его сердца, вероломно посмеялся над самыми светлыми, самыми заветными его мечтами! Он нашёл-таки того единственного, о ком грезил обманутый, преданный им друг. Нашёл, заставил полюбить себя, оболгал того, кому клялся в вечной любви и преданности, настроил Лиора против ни в чём неповинного Рейзы. Уж Рафи — то не сомневался, что Рейза не способен был на такую подлость, и не стал бы подсылать убийц к другу своего детства, даже если и чувствовал враждебность к нему. Амит это точно знал, но научил Лиора ненавидеть Рейзу, а потом послал его на верную смерть! И Рейза своими руками должен был разделываться с тем, кого в тайне любил всю жизнь, и это по воле того, кого продолжал любить, несмотря ни на что! И Лиор… Он тоже! Разве лгали его глаза, когда он жадно и влюблено ласкал в своих мыслях его, Рейзу — такого близкого, и такого недоступного?! Разве лгали его губы, когда он сливался с горячими губами своего желанного пленителя, и поцелуи их были страстны и упоительны?! Разве не любил он Рейзу, когда они были вместе?! Ведь это было предначертано им — встретиться, познать любовь друг друга! Ясновидение ненадёжный дар, и полагаться на него нельзя, но есть же сердце! Рейза не мог ошибиться! И что же? Лиор пришёл, получил то, о чём другие только безнадёжно мечтают, и тут же изменил ему, а потом и вовсе посмеялся над его чувствами! О, да, Рейза слышал его мысли, полные злорадства и мстительности! Как жить после этого? Ничего такого уже не должно было произойти. Всё закончилось бы само собой, а теперь он мучает своего возлюбленного, и их обоих убивает важнейший человек в их судьбах… «Как же я вас всех ненавижу! Я и себя ненавижу, и Барона, и весь этот поганый сброд, что копошится в вокруг, в мерзком грязном клоповнике!» Он обвёл безумным взглядом тёмные угрюмые стены своей тюрьмы и сердце его вспыхнуло дикой яростью. Такие места вообще не должны существовать; это всё надо уничтожить, стереть с лица земли вместе с ними со всеми! Он резко вскочил, схватил лёгкий стул и принялся громить им комнату. Он разбивал всё, что можно было разбить, срывал портьеры, переворачивал мебель, и под ударами его разрушительной внутренней силы перекосилась и изогнулась узорчатая кованая перегородка, что защищала его альков. Рейза в каком — то исступлении уставился на витраж, обрамлённый великолепными чугунными обводами: множество красивых разноцветных стёкол ловили и отражали бесконечные потоки света, и в каждом из них рдела, играла и трепетала роза, пожираемая огнём. Проклятая роза, проклятая жизнь! Ненавижу! Ненавижу всё это! Он закричал, и в тот же миг витраж взорвался на тысячи осколков и обрушился на Рейзу прозрачным ливнем. Однако что-то остановило летящее стекло; оно словно застыло сверкающей стеной в шаге от Рейзы, а потом рухнуло со звоном к его ногам. Он стоял, окруженный разноцветными искрами, и в каждой этой искре отражались его слёзы, и сердце его не выдержало горя. Он наклонился, поднял один, самый крупный осколок стекла; на мгновение поймал в нём своё искривлённое отражение — вот такая она и есть, его уродливая, изломанная жизнь, пропади она пропадом! — и, вскинув руку, стремительно поднёс осколок к своей груди — туда, где бешено и болезненно металось его разбитое сердце.