Был он прежде смуглым или бледнолицым?
Кожа напоминала древний, сухой пергамент, казалась неживой, желтовато — серой, и тонкой до прозрачности. На ней отчетливо проступали коричневые пигментные пятна, похожие на гигантские веснушки, странной, причудливой формы.
Наблюдая за ним однажды, молодая женщина, красивая, одинокая и, наверное, от того — грустная, неожиданно подумала, что известная схожесть стариков и младенцев заключается еще и в этом — внешность их лишена индивидуальности.
Все крохи, как правило, на одно лицо: нос-кнопка, глаза-горошины, на голове — легкий пушок неопределенного цвета.
Глубокие старцы тоже похожи друг на друга: сетка морщин одинаково уродует лица, похоже проваливаются беззубые рты, поредевшие, седые волосы едва прикрывают голову.
Этой весной она впервые приехала в Нормандию и поселилась в тихом отеле, намереваясь отдохнуть в одиночестве.
Привести в порядок мысли.
Залечить душу.
Прошлая жизнь была перечеркнута.
Мосты, ведущие назад, сожжены.
Там осталось многое, без чего прежде она не мыслила существования, но все это было утеряно безвозвратно.
Остались боль, обида, тоска и одиночество.
Были минуты, когда жизнь казалась ей глупой пыткой, способной только продлевать и множить страдания.
Из этого следовало, что продолжать ее не имеет смысла.
Позже она поняла, что это не так.
Тогда женщина просто исчезла из своей прошлой жизни, ни с кем не простившись и не захватив ничего, даже самого ценного или необходимого.
Она появилась в отеле с одной — единственной дорожной сумкой, содержимое которой могло вызвать удивление, а возможно — и некоторые подозрения.
Все, без исключения, вещи, заполнявшие сумку, были совершенно новыми.
Женщина купила их в Париже, перед тем, как сесть в поезд, идущий на север.
Ей казалось, что это правильно и даже совершенно необходимо — начинать новую жизнь в новых платьях и босоножках, словно в новой шкурке, натянутой взамен покинутой, старой.
Теперь она занималась душой, которую, к сожалению, невозможно было обновить с той же легкостью.
Но душа была жива и потому медленно, но неуклонно возвращалась к жизни.
Оказалось, что этому очень способствуют долгие прогулки вдоль моря, по пустынному пляжу, растянувшемуся на километры.
Свежий ветер Атлантики, налетая, путался в волосах и заполнял легкие чистым, прохладным дыханием.
Ветер казался целебным.
Он проветривал душу.
Уносил прочь клочья скорби.
Взамен приходила легкость, и новая жизнь распахивалась вдали, у самого горизонта, прозрачная и светлая, пронизанная лучами сдержанного нормандского солнца, как небо над водами Ла-Манша.