Цитадель на скале превращена была в замок, переходящий от одного вельможи — к другому.
Однако, никто из них не желал почему-то оставаться хозяином мрачного сооружения, и, в конце концов, оно отошло иным владельцам.
Они собирались за высокими стенами крепости редко, и проводили там не более одной ночи.
Таковой оказалась ночь 20 октября 1894 года.
Таинственные хозяева замка собрались, как, впрочем, и всегда, в огромном рыцарском зале.
Высокие каменные своды его почернели от времени.
В тяжелых литых светильниках горели факелы, пронизывая сумрачное пространство мятущимися бликами огня.
Большой камин ярко пылал, жадно пожирая дрова.
Устремляясь вверх, могучее пламя грозно, по-звериному ревело.
Но и только.
Огромный зал пронизан был могильным холодом, и подернут мраком.
Впрочем, это, похоже, нимало не беспокоило тех, кто в безмолвии восседал за длинным черным столом, поверхность которого покрывал сложный орнамент. Древние письмена в его узоре сплетались с загадочными рисунками и символами.
Тринадцать кресел, как и стол, были черны, тяжелы, сплошь покрыты таинственной резьбой и, казались высеченными из камня.
Двенадцать из них были уже заняты.
Тринадцатое пока пустовало.
Казалось, что время не властно здесь.
Но пробил назначенный час.
Высоко, под сводами зала раздался низкий мелодичный звон.
Он медленно поплыл вниз, заполняя собой пространство.
Был это удар колокола?
Или пробили во тьме невидимые часы?
Послушные сигналу, на столе вспыхнули восемь свечей втяжелых серебряных подсвечниках.
О подсвечниках следует сказать особо.
Основанием каждому служили искусно отлитые фигуры людей, занятых разными делами.
Один неряшливо поглощал еду из большой миски.
Другой — жадно пил что-то из огромного кубка.
Третий стоял, вроде, без дела, но при этом, так горделиво подбоченясь и высокомерно вздернув подбородок, что было ясно — неизвестный скульптор отлил в серебре фигуру гордеца….
Словом, все это были великолепно исполненные уродцы, вид которых вызывал отвращение.
Мелодичный звон и внезапно вспыхнувшие свечи, сыграли, между тем, странную шутку: никто не заметил, как тринадцатое кресло, стоявшее во главе стола и более похожее на монарший трон, оказалось занятым.
В нем восседал теперь древний старец, бледный и хрупкий, в антрацитовых объятиях царственного кресла.
Волосы его отливали серебром, однако были густыми и длинными. Тяжелые пряди ниспадали на плечи старца.
Сам же он, на первый взгляд, казался кротким и почти лишенным сил.
Но — только на первый.
Вспыхнувшие свечи тоже заслуживали внимания.
Пламя их лишено было привычного тепла, и мягкого золотистого мерцания. Свет был ярким, холодным и напоминал ледяное сияние далеких в морозном небе.