– Бой на-а-ш!!! – протяжно и громко проревели вокруг на разные голоса, как раз в тот момент, когда заколотый мной совсем юный икербский воин заваливался назад, закрыв руками кровоточащую дыру в груди… Осмотрелся… Все… Мы победили? Но сколько нас осталось?.. Не больше двух десятков человек… злых, окровавленных, раненых, а некоторые, судя по ранам, смертельно раненных.
– Никитин!!! – услышал я позади себя голос Тарина и, оглянувшись, понял, что нахожусь метров на двадцать впереди наших прежних позиций.
– Я тут! – крикнул ему в ответ и опустился на колено.
– Живой… Никитин… Живой, демон! Ты бы видел себя со стороны!
– У тебя было время смотреть по сторонам?
– Я присматривал за тобой, – дурацки улыбнувшись, ответил Тарин.
– Да на тебе ни царапины! И кто из нас демон? – сказал я, опустившись на колено и тяжело дыша, чувствуя, как голова идет кругом.
– Ты ранен, дай посмотрю, – сказал Тарин и хватанул ножом рукав рубахи у меня на плече, – надо шить… Идем…
– Идем… Где Талес и старик?
– Сагал пал… Талес ранен, не сильно… так, лицо попортили и пол-уха отсекли.
К вечеру подошли еще две сотни ополченцев и три сотни регулярного войска, и, разбив большой лагерь на плато, большая часть ушла в горы, а мы, горстка выживших в первом бою этой войны, сидели в шатре княжеского воеводы и пили мед. У меня уже не болело плечо, хотя Тарин зашил мне его, как коновал, и я, забыв про конспирацию, крыл его трехэтажным русским матом, соврав потом окружающим, что это было заклинание, чтобы перенести боль, которому меня научил некий охотник с Желтого озера.
– Спасибо вам, братья, от земли нашей и от всех родов наших… Вы отстояли Ровный Камень… Теперь мы не дадим икербскому войску спуститься с перевала, – поднял очередную серебряную чашу воевода, тот самый «Будулай», – вы сделали свое дело и завтра отправитесь обозом в городище.
– Значит, войну не получилось икербам затеять? – спросил мужик с безобразно зашитым рассечением на пол-лица и свежей повязкой на глазу.
– Затеять получилось, а вот продолжить уже не смогут, – ответил воевода и залпом выпил, – мы их закроем в горах, а скоро зима… и они сами уйдут. Весной тут встанет гарнизон, князь распорядился уже.
Затем, почти в торжественной обстановке, помощник воеводы выписал девять свитков… да, всего девять, остальные до того момента не дожили. Предъявителю этого свитка в городище полагался почет и уважение… это в моральном плане, в материальном же полагалось пятьсот ноготков золотом и жеребец из княжеских конюшен, хотя, как сказал Тарин, если бы выжило больше десятка, то отделались бы просто жеребцами. Обоз в городище собирался выдвигаться только завтра к обеду, и мы, покинув шатер воеводы, завалились все вдевятером у телеги с водой и уснули.