— Тише, не брыкайся, волшебник, они не очень прочны, но это лучшее, что было.
Он через силу задрал голову и увидел, что прямо на каменной опоре моста сидела эльфка. На ней не было плаща и сапог, она не позаботилась о том, чтобы вооружиться, но гораздо важнее было то, что пальцы ног и правой руки ее буквально проросли в камень крепкими корнями, и маг завороженно смотрел на те места, где плоть эльфки плавно переходила в живую древесину.
— Ты… айонна![88] — выпало из начавших синеть губ. Несмотря на все еще теплый сезон, воды Якона оставались стылыми от частых дождей.
— Дай мне руку, пока стебли не порвались!
Ее левая рука тянулась к Тобиусу, а его левая висела плетью. Он честно пытался что-то сделать, но тело отказывалось повиноваться. Тогда ее рука удлинилась на глазах, кожа стала походить на молодую тонкую кору, и этой рукой-ветвью она крепко схватила волшебника. Подтянув его к себе, эльфка прижала мага к опоре. Ее тело изменилось, сквозь одежду проросли многие побеги, которые с неумолимостью нежной зелени преодолели сопротивление камня, заматерели и образовали надежный растительный кокон.
— Где семибородник, что я тебе дала? Куда ты его дел?
— Плевать на семибородник, у меня в поясной… в поясной сумке лежит фиал, темно-синяя жидкость, достань.
Снизу поднялся гибкий стебелек, похожий на виноградную лозу, обвившуюся вокруг заветного фиала. Волшебник жадно выпил все до капли, и бушующий поток магии ринулся по его жилам, а голову сдавило тисками. Вместе с энергией в тело вернулась жизнь.
— Что это такое? — Ощутив колоссальный приток магической силы, айонна подозрительно посмотрела на пустую стекляшку. Глаза ее тоже преобразились, начав мерцать отсветами лонтильской зелени с красными крапинками кадоракаровых крон.
— Грибное зелье, я нашел сырье для него в долине, в которой жила семья свободных вервольфов. Там были грибы, большие, синие, светящиеся и ядовитые. Я чуть не умер, употребив один из них в сыром виде, но потом смог выделить эту жидкость. Как вспомню, так вздрогну.
Над их головами грохотали пушки и слышались вопли варваров, мост периодически вздрагивал, если очередное ядро попадало в развороченную тушу звероящера, но зуланы упорно продолжали перебрасывать к последнему пролету стрелков и копьеметателей.
— Ты — айонна.
— Я знаю, представь себе.
— А сир Травеор?
— Он — не айонна.
— Не смешно. Он знает, кто ты?
— Прежде всего я — женщина, которую он любит и которая любит его. Он знает об этом.
Маг нахмурился и поджал губы.
— Ты милый ребенок, пытающийся казаться грозным, — улыбнулась айонна, глядя ему в глаза. — Травеор знает, что я такое. Это важно для тебя, волшебник?