* * *
Если три недели назад в Челяковицы явилась одна паскудная морда, то теперь таких пожаловал цельный десяток. Четверо выделялись особо. Один был высок и худ, словно скелет. Он казался очень старым — сухая пергаментная кожа со стариковскими пятнами, тонкие пальцы с крупными узлами суставов, редкие седые волосы. Но в движениях сквозила какая-то совсем не старческая сила и точность. Словно юнец натянул личину почтенного старца. Но главное — глаза «старика»… Зеленые глаза у мужчин вообще до крайности редки, а когда они к тому же чисты и ясны, словно у юнца, то и последнему дурачку понятно, что тут не обошлось без дьявольской ворожбы.
Худой и странный старик определенно был главарем компании. За ним неотступно следовал рыжий верзила, похожий на кобольда, растянутого вширь до размеров тролля-недомерка. Рыжий постоянно крутил головой на короткой шее, будто к чему-то прислушиваясь, метя на все стороны света огненной бородищей. А на его плече сидел здоровенный ворон, топорща жесткие угольно-черные перья, словно василиск чешую.
Третий участник компании словно сошел с гравюр Дюрера, которых в этом богом забытом месте никто никогда не видел. Настоящий наемник-ландскнехт. Можно сказать дистиллированный, словно только что из перегонной колбы алхимика, создавшего идеальный образец “ландскнехтус вульгарис”. Молодой, длинноусый, нахальный рожею, в живописных одеждах, средь которых в равных пропорциях чередовалось страшное рванье, и дорогая материя с золотым шитьем. В глазах алчный блеск, а оружия хватит на целую роту, только не очень большую. Наемник отзывался на «Гунтера» или «Швальбе» и, чуть что, грозно бросал ладонь на рукоять длинного кавалерийского палаша.
Если означенная троица удивляла или просто пугала, то четвертый спутник выделялся как раз своей обыденностью. Не сказать, чтобы старый или юный, — скорее, средних лет монах с тщательно выбритой тонзурой, намечающимся брюшком под рясой и умильным добродушием в глазах.
Четверку сопровождала свита в шесть человек весьма бандитского вида. После несообразностей главарей глаз буквально отдыхал на обычнейших разбойничьих рожах. Посмотрев на это дело, сельский попик собрался, было, окропить всю компанию святой водой и прочесть “Отче наш”, но передумал и, на всякий случай, спрятался в церквушке, откуда больше носа не казал.
Старосте повезло меньше. Ему пришлось давать полный отчет касательно прежнего визитера, показывать сбереженную поклажу — два ящика-сундука — и божиться, что местные к исчезновению пришельца совершенно не причастны. Седой молча слушал, сверля рассказчика неприятным тяжелым взглядом. Рыжий не слушал вообще, безразлично глядел себе по сторонам да поглаживал нахохлившуюся птицу, что твой языческий бог Один. Наемник Швальбе напускал на себя очень грозный вид, а монах, которого звали Йожином (имя, более сходное с прозвищем), мягко, но настойчиво выпытывал всевозможные подробности.