Лишь воля Империи могла заставить его, барона фон Белов, покинуть родовой замок и прекрасную Австрию, чтобы, уподобившись кочевнику, скакать теперь по этой забытой Богом степи в окружении кучки земляков и полусотни негодяев, лишь волею Рока и чьей-то глупостью ставших дворянами. Впрочем, и одной лишь имперской воли оказалось бы недостаточно, к ней прибавился карточный долг в полтысячи талеров. Империя обменяла долг чести на знание бароном московитского языка, доставшееся от предков. И сверху добавила немного звонкой монеты. Будем честными до конца, хотя бы между собой.
— Ну что, как тебе груз? — авангард ушел вперед на пару лучных перестрелов от основного отряда. Можно было перекинуться парой слов, не боясь, что они достигнут ушей «груза», непривычного к такому обращению.
— Матка Бозка Ченстохова! — плюнул гусар, метко попав точнехонько в метелку ковыля, затрясшуюся от удара. — Давно не видел подобной сволоты! То им не то, это им не так. То седалище нежное свое до кости сотрет кто, то, видите ли, в котле муха плавает. Богородицей клянусь, еще пару раз, и в морду кому дам! И какой обезумевшей курве пришло в голову тащить их через Дикое Поле?! Не проще ли бы было морем отправить, а не тянуть через Украйны, где на нас каждая собака саблю точит?! Точно говорю, щас пойду и вызову этого немака на двобой. И запорю его, как свинью, к бесовой бабушке!
— И этим получишь кучу неприятностей, — ротмистр был невозмутим. Его, казалось, даже забавляло негодование товарища. — А Вишневецкие не поглядят, что ты шляхтич. Сорвешь магнатам такое выгодное дельце — враз смахнут голову. И не будет больше у меня такого замечательного друга Войтека, и никто не будет злобно брызгать ядом, болтаясь по Степи в соседнем седле.
— Рокош [8] объявлю! — буркнул Войтек, не на шутку обидевшись. — Юзек, тебе бы все в смех обратить.
— Ты и так станешь посмешищем на всю Посполиту, если посмеешь проткнуть сего дворянина, — рассудительно продолжил ротмистр, будто и не слышал запальчивого обещания. — Когда маеток твой спалят, а самого окунут в смолу и перья. А потом ткнут под ребро ножом. Ведь голову рубить столь замечательному петуху рука ни у кого не поднимется.
Войтек сгорбился в седле и пробормотал под нос несколько коротких и очень выразительных слов, из тех, какие не вставляют в рыцарские романы. Но которые прекрасно известны тому, кто живет с меча.
— Лучше плюнь ихнему главному в котелок, — неожиданно посоветовал командир. — Злодеяние будет как раз подстать шляхтичу с вереницей благородных предков в родословной. А насчёт смеха — ну так, если все испытания, Господом нам посылаемые, встречать со злобой, то желчь скоро кончится. И помрешь в корчах. Лучше не злись, а стрельни-ка во-о-н в тот куст. Вдруг там сидит кто и уши вострит на очень тайный разговор двух шляхтичей.