По складу личности Трепов был прямолинеен, вспыльчив, грубоват, прост в общении (пожалуй, иногда даже простоват), ответственен и верен слову. В общем, личность довольно-таки симпатичная, особенно на фоне хитроумных и напыщенных карьеристов-царедворцев. Недаром убеждённый либерал А. Ф. Кони в своих воспоминаниях только о нём одном из всех «царских сатрапов» отзывается с нескрываемой (хотя и чуть-чуть ироничной) симпатией. В силу таковых своих качеств петербургский градоначальник долгое время оставался вне придворных партий и, по-видимому, не участвовал в их тайной борьбе. Но в середине 1870-х расстановка сил вокруг престола вновь стала меняться.
Внешне это проявилось в том, что в обществе стали циркулировать слухи о чрезмерно устойчивой привязанности государя к прекрасной княжне Катеньке Долгоруковой. На этот роман императора до сих пор принято смотреть сквозь дымчатое стекло сентиментально-лирического жанра. Однако личная жизнь носителя высшей власти всегда есть часть политики. У Александра II было немало мимолётных увлечений раньше, и это никого не волновало, не исключая его собственного семейства. Ситуация с Долгоруковой оказалась принципиально иной, потому что политические обстоятельства вокруг складывались по-иному. Можно не сомневаться, что в опочивальне молодой возлюбленной стареющий император отдыхал не только от общества своей законной жены, но также и от политических амбиций её окружения. Чем отчётливее проявлялось намерение самодержца поставить на место зарвавшуюся «партию императрицы», тем прочнее становилась его симпатия к фаворитке, тем большую известность эта связь приобретала в обществе, тем быстрее вокруг «второго двора» складывалась группировка вельмож, обиженных Шуваловым, Тимашевым и прочими «ретроградами». По сути дела, эта группировка была вторым изданием «партии Константина». Надо сказать, что сам великий князь Константин Николаевич с подчёркнутой любезностью относился к пассии своего брата. И именно из окружения великого князя исходят первые приглушённые слухи о том, что государь тяготится своим законным браком и начинает подумывать о его расторжении.
Истинные намерения Александра II, конечно же, никому неведомы. Но одно только допущение такой возможности создавало в кругах, близких к власти, новую политическую ситуацию. Ибо за вопросом о браке неминуемо следовал вопрос о престолонаследии.
Согласно закону об императорской фамилии, брак государя мог быть расторгнут в случае измены царицы, её неспособности родить наследника, её душевной болезни. Императрица Мария не изменяла мужу, родила ему пятерых сыновей и никаких признаков сумасшествия не проявляла. Единственным реальным поводом для расторжения брака оставалось положение закона, гласившее, что брак может быть признан изначально недействительным в том случае, если при его заключении стороной невесты был утаён факт её болезни, каковая могла бы повлиять на здоровье потомства. Тут, действительно, имелась зацепка: в обществе было хорошо известно о болезненности императрицы, а её первенец Николай Александрович умер в 1865 году совсем молодым, от туберкулёза. Но признание брака изначально недействительным автоматически делало незаконными всех детей от этого брака. Следовательно, наследник цесаревич Александр Александрович утрачивал права на престол, равно как и его братья. И вот тогда наследником становился великий князь Константин Николаевич, а вслед за ним – его потомство. Разумеется, для «партии Константина» такой оборот событий был наиболее желанным. Для вельмож из «партии императрицы» он означал крах карьеры.