«До чего же ужасен весь этот мир, если даже у себя дома не дают выспаться». — Эта мысль указала мне на причину всего противного в мире — она стояла передо мной в длинном сером платье. Чтобы окончательно разобраться в происхождении и источнике всего противного, я спросил её:
— Как ты сюда попала?
— Ты сам меня привел.
— Это неправда.
— Конечно, неправда. Это я вчера дотащила тебя домой. — Она села рядом со мной и, прижавшись, стала нежно гладить меня по голове.
— Вчера я был с Лидой, — сказал я, разомлев.
— Вчера ты был у погасшего костра с пустой коньячной бутылкой.
— Что тебе от меня нужно?
— Я хочу, чтобы ты рассказал, откуда ты взял шкатулку с перстнями.
— Что?
Она рассказала мне прекрасную историю о сказочном принце, вышедшем из роскошного «Феррари» и подарившем ей шкатулку, полную драгоценностей.
— Ты меня с кем-то путаешь, я существенно не дотягиваю до сказочного принца.
— Не кокетничай, — прерывисто дыша, она обняла меня, пытаясь поцеловать.
Я знал, что из-за вчерашнего избытка коньяка любой сексуальный импульс отзовется, в лучшем случае, головной болью, а то и инсультом, отчего, боясь летального исхода, отодвинулся от нее и, задумываясь о причине её подозрительной бесцеремонности спросил:
— Ночью между нами что-нибудь было?
— И не один раз.
— Не может быть, — я встал из-за стола.
— Сам посмотри в комнатах.
Я поплёлся по длинному коридору, проклиная бездарную планировку. Квартира произвела на меня удручающее впечатление. Диван в гостиной, вместо того, чтобы чинно стоять вдоль стены, непреодолимой баррикадой распростерся по диагонали комнаты. В спальне было не лучше, словно весь списочный состав ОГПУ искал в моей постели план троцкистского заговора. Моё кресло, сидя в котором я любил курить, уставившись в фотографию покойного деда, было перевернуто и, словно ужасный монстр, нацелило на меня четыре рога, которые раньше были безобидными ножками. Я смотрел на портрет деда и думал о том времени, когда мужчины носили прекрасные щегольские усики, и когда девицы не были столь навязчивы, как стоявшая рядом со мной.
— Это ты сама всё перевернула, я здесь не при чём, — заявил я в тот момент, когда тошнота и головная боль образовали внутри меня жуткий альянс.
— Почему ты так решил?
— Потому что не верю в полтергейсты.
— Причем тут полтергейсты?
— Потому что на перевернутом кресле нельзя…
— Нет, можно, — она прервала меня и, расположившись на перевёрнутом кресле, задрала подол платья.
В этой позе её ноги казались ужасно костлявыми и кривыми.
— Прекрати, видеть тебя не могу. — Взяв её за руки, я поднял её с кресла и спросил: — А между прочим, как тебя зовут?