- Очень хорошо, — сказал Роджер. — Передайте им обеим как можно точнее, что я сожалею о вашем запрете. Понимаю, я должен подчиниться. Но если я не вернусь, я буду преследовать вас за то, что вы были таким злым.
- Давайте! Мне это нравится. Покажите мне влюбленного ученого мужа. Никому не дано быть с ним жестоким безнаказанно. Прощайте!
- Прощайте. Вы увидите Молли сегодня днем!
- Разумеется. А вы увидите своего отца. Но я не вздыхаю так зловеще тяжело при этой мысли.
Мистер Гибсон передал послание Роджера своей жене и Молли тем же вечером за ужином. Именно этого ожидала последняя, после того, что сказал отец об очень большой опасности заразиться. Но теперь ее ожидание, приобретя форму окончательного решения, лишило ее аппетита. Она молча покорилась, но ее внимательный отец заметил, что после его слов она только играла с едой на тарелке, спрятав изрядное ее количество под ножом и вилкой.
- «Любимый против отца! — подумал он с грустью. — Любимый побеждает», — и он тоже стал безразличен к оставшемуся ужину. Миссис Гибсон тараторила, но ее никто не слушал.
Наступил день отъезда Роджера. Молли с трудом старалась забыться, вышивая подушку, которую она готовила Синтии в подарок. Люди занимались вышивкой в те дни. Один, два, три. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь — все неправильно. Она думала о чем-то постороннем, и ей пришлось распарывать вышитое. К тому же день был дождливым. И миссис Гибсон, которая планировала выйти прогуляться и нанести несколько визитов, пришлось остаться дома. От этого она стала беспокойной и неугомонной. Она продолжала ходить туда-сюда между окнами в гостиной, чтобы посмотреть на погоду, словно полагала, что пока за одним окном льет дождь, за другим может светить солнце.
- Молли, подойди сюда! Кто этот человек, завернутый в плащ… там… возле парковой стены, под буком… он стоит там уже более получаса и не двигается, все время смотрит на этот дом! Я думаю, это очень подозрительно.
Молли выглянула в окно и в то же мгновение узнала Роджера, скрытого под плащом. Ее первым порывом было отпрянуть от окна. Но вместо этого она вышла вперед и сказала:
- Мама, это Роджер Хэмли! Взгляните — он целует руку. Он прощается с нами единственным способом, которым может попрощаться! — и она ответила на его знак, но не была уверена, понял ли он ее скромный, сдержанный жест, поскольку миссис Гибсон стала немедленно так демонстративно махать, что Молли подумала, что ее настойчивые, глупые пантомимические движения должны завладеть его вниманием.
- С его стороны это очень внимательно, — произнесла миссис Гибсон в череде воздушных поцелуев. — Право слово, это очень романтично. Это напоминает мне былые дни… но он опоздает! Я должна отослать его, уже половина первого! — и она, достав свои часы, вытянула их и постучала по ним пальцем, заняв весь центр окна. Молли удавалось только высунуться то здесь, то там, ухитряясь выглянуть то снизу, то с этой стороны, то с той, постоянно передвигаясь. Ей показалось, что она увидела какое-то ответное движение со стороны Роджера. В итоге, он медленно ушел, медленно и часто оглядываясь назад. Миссис Гибсон, наконец, отошла, и Молли спокойно встала на ее место, чтобы увидеть Роджера еще раз, прежде чем он скроется за поворотом дороги. Он тоже знал, где можно бросить последний взгляд на дом мистера Гибсона, и еще раз обернулся, его белый платок проплыл в воздухе. Молли замахала своим платком высоко, страстно желая, чтобы его увидели. А затем он ушел! И Молли вернулась к своему рукоделию, счастливая, пылающая, грустная, удовлетворенная и думая про себя о том, как приятна… дружба!