У.-Р.-Г. Троубридж горячо отстаивает "доброе имя" графа Калиостро: "
Подозрение, которое всегда внушали таинства и магия, сделало фантастическую личность Калиостро легкой мишенью для клеветы. Поэтому о нем сложилось превратное мнение и сведения, дошедшие до нас, так искажены, что узнать этого благородного человека трудно. Больше сотни лет его репутация раскачивалась на виселице бесславия, и всякого, кто пытался вынуть ее из петли, ждали проклятия. Его судьба была его славой. История его помнит не столько за то, что сам он сделал, сколько за то, что с ним сделали".
Граф Калиостро не имел близких друзей или корреспондентов, с которыми мог бы поделиться сведениями о своем рождении и ранних годах. Делиться ими он избегал. Если такие сведения подчас и проскальзывали в беседах с почитателями или любопытствующими, они были весьма скудны и загадочны: "Тайна моего происхождения, неразрывная связь с моим неведомым отцом, навсегда останется тайной; тот, кто раскроет ее, поймет меня и одобрит". О своей родине он высказывался еще более туманно: "Мое отечество там, где я оставил свои следы… Я не прошу у государей ничего, кроме того, чтобы быть принятым в их владениях, и, поскольку это право мне обычно предоставляется, я приезжаю и творю добро вокруг себя; но я везде проездом. Я просто знатный путешественник". Говоря о своем имени и титуле, он изрекал многозначительные фразы типа: "Когда я погружаюсь в мои мысли, устремляясь к высшей форме существования, бесконечно далекой от вашей жизни, тогда я становлюсь тем, кем желаю быть… Я назвал себя графом Калиостро по высшему повелению, это не мое настоящее имя. А выше ли это имя или же ниже нынешнего, это, быть может, узнают все, но позже". Вынужденный оправдываться на процессе по делу об ожерелье королевы Марии-Антуанетты в 1786 году, где его обвинили в преднамеренном мошенничестве, граф Калиостро заявил: "Мое имя — это имя, данное мне и исходящее из меня; то, которое избрал я, чтобы показаться среди вас. Имя, коим звали меня при рождении, то, кое дали мне в юности, те, под которыми в иные времена и в иных местах меня знали, я эти имена оставил, как оставил устаревшие и ставшие ненужными одежды".
А имен этих, как водилось в осьмнадцатом столетии, было немало: что ни страна или город, то новое звучное имя. Вот их неполный перечень: Ахарат, Зиче, Малиссе, Мелина, Тискио (а может быть, Тишио или Чико?), маркиз Пеллегрини, маркиз д’Анна, маркиз Бальзамо, граф Феникс, граф де Гарат, сэр Балтимор, синьор Бельмонте, и даже Фредерико Гвальди или Фридрих Гвалдо, как он отрекомендовался в свое время в Митаве семейству Медем.