— Короче, я.
— Ура! Пойду маму обрадую!
— Она не спит?
— Она всю ночь не спит. Может, теперь заснёт? Ещё же есть время?
— Полно. Можешь, кстати, умыться. Зубы только не чисть.
Аня уходит, мы с хирургом остаёмся вдвоём.
— Давай! — кивает мне с ручки кресла Жучок.
— Игорь Маркович!
Он говорит: «Ш-ш» и кивает на медсестру.
— Игорь Маркович, почему вы не выгоните Александра Степановича? Он же плохой врач!
— Ничего серьёзного ему не доверяют, не волнуйся.
— Тогда зачем он нужен?
Медсестра ёжится под грубым серым одеялом, и Игорь Маркович закрывает окошко.
— Очень страшно, Таша, — говорит он задумчиво, — быть старым и никому не нужным. Я, правда, этого сам не испытал. Но ему страшно.
Он грустно улыбается и направляется к ординаторской.
— Пойду вздремну пару часов перед операциями. Если собираетесь и меня в шкафу запереть, пошли уж сразу, сдамся добровольно. Так устал, что могу и на халатах поспать.
Я чувствую, что багровею. Мне хочется сказать ему что-то наперекор, чтобы он не думал, что я маленькая пристыженная девочка. Ничего мне не стыдно!
— А очень глупо, — говорю я ему вслед, — не давать взрослым людям чистить зубы перед операцией.
— Сглотнуть нечаянно пасту может каждый, Таша, и взрослый, и ребёнок. Таковы больничные правила.
Мама спит, Жучок ждёт меня на тумбочке.
— А чего ты не с Аней?
У неё свой Жучок. У каждого — свой.
«И страх тоже», — решаю я и глажу мамино плечо под жёстким серым одеялом.
Сына священника зовут Толик. Про него анестезиолог Виктор сказал:
— Не знаю я, как там делать. Там рана на полголовы, и из неё мозги вытекают.
Он снял маску, шапочку, вытер лоб салфеткой, нацепил всё обратно и пошёл в операционную.
— Хоть поешьте, Виктор Евгеньевич, — просит сестра Тося, — вам перерыв зачем дали?
Тося маленькая, сгорбленная, рыженькая и старенькая. Она всегда делает вид, что припоминает пациентов, которые поступают вновь и вновь. «Конечно, помню, проходите, лапоньки, доктор заждался». Хотя, может, и правда помнит: Аня, вон, каждые четыре недели сюда приезжает.
Аня сейчас на операции. Первая операционная — в «кишке», то есть в маленьком ответвлении коридора.
Если в коридоре встать на банкетку и прислонить лоб к стеклу, то через окно становятся видны окна операционной. Там светло так, что слепнешь.
— Поешьте, — повторяет Тося, — ваша жена супчик передала в банке, погреть?
Он молча машет рукой и возвращается во вторую операционную. Он дежурит там с Толиком в ожидании Игоря Марковича, который возится с Аней.
Я слезаю с банкетки и начинаю слоняться по коридорам. Все в основном судачат о сыне священника.