— Ну вот, — сказала Тося, — а постоянный тебе утром Игорь Маркович поставит. Он тебя никому не отдаст.
Мою подружку положили в вторую интенсивку, пустовавшую в новогоднюю ночь. Я вызвалась посидеть с ней. Анину маму отпаивали валерьянкой в ординаторской. Ей было очень плохо: они так надеялись на новый шунт.
— Опять операция, — шептала Анина мама между глотками, — сколько можно…
Анька пришла в себя сразу после того, как куранты пробили двенадцать раз.
— Тебя вопли разбудили? — спросила я.
— От наркоза-то?
Если можешь пошутить — шунт работает. Ещё одно, моё любимое правило. Пусть это наружный шунт, но он действует.
— Орут как психи, — пробурчала я.
— И ты иди, попразднуй.
— Сейчас, только разбег возьму побольше.
Мы помолчали.
— Как Новый год встретишь, так его и проведёшь, — вздохнула Аня и покосилась на колбу с лишней жидкостью.
— Не смешно.
Интересно, а грустные шутки считаются шутками? Анины руки на шерстяном одеяле казались совсем тоненькими и белыми.
Прошёл час. Мне показалось — Аня дремлет. Но вдруг она сказала:
— Я тебе подарок не довязала.
— Вот и славно. Будет чем заняться в новом году.
Я помыла содой стакан, налила минералку без газа, положила ломтик лимона.
— Пей. Тошнит?
— Нет.
— Значит, Новый год проведёшь без тошноты.
— «Поллианны» начиталась?
— Мне до неё, как до Китая. Поллианна бы тебе уже подарок принесла. А у меня даже самой паршивой открытки нет.
— Ты мне сегодня приключение подарила.
— Да ну, — поморщилась я, — не приключение, а позор какой-то. Жучка до сих пор не могу найти. Хотя весело, конечно, было.
— Вон твой Жучок, на окне, — показала Аня.
И правда. Сидит на раме, шевелит усиками. Лапки от холода дрожат.
— Попался, бродяга, — ворчу я, скрывая радость.
Беру его в руку, дую на спинку, чтобы согреть, и вдруг вижу за окном…
— Ань! Ань, сможешь встать?
— Если смогу, значит, проведу весь год на ногах?
— Да, Поллианна! Быстрей, а то уйдут!
Я сажаю Жучка на плечо, помогаю Ане перебраться в кресло, сама крепко держу в руках колбу и проводок. Очень странно держать в руках такую важную штуку.
Подвожу кресло к окну и мы видим, как на больничном дворе, покрытом плотным снежным ковром, стоит семья — папа, мама, ребёнок лет пяти, кажется, девочка.
— Откуда они? — шепчет Аня.
— Из глазного, наверное. Им разрешают гулять.
— В двенадцать ночи?!
— Новый год.
В руках у девочки загорелся бенгальский огонёк. Стёкла очков блеснули в его ярком свете, и девочка закричала, то ли от страха, то ли от восторга. Папа забрал у неё огонёк, но девочка всё равно верещала. Тогда папа стал скакать вокруг неё и размахивать огоньком.