Игорь не ответил. Он мог возразить, но что-то мешало ему, он не до конца понимал ее.
— Ну поженились бы мы с тобой — и что дальше? Сидели бы в этой твоей комнате в общежитии или в палатке на раскопках и досиделись бы до того, что возненавидели бы друг друга.
— Почему возненавидели? — удивился Игорь. — Жили бы, как другие живут…
— Как другие? — усмехнулась она. — Именно этого я и не хотела. И сейчас не хочу. Не-хо-чу, понимаешь?
Она по-прежнему смотрела в сторону.
— Я, конечно, виновата. Но только в одном: что не написала тебе. Ну не смогла! Ты бы все равно не понял… Да и боялась: начну писать, вспомню все и передумаю. А передумывать мне не хотелось. Мне хотелось уехать.
Подняв стоявшую у нее в ногах бутылку, она снова глотнула из нее.
— А Нарайяна после дискотеки я видела всего один раз. Когда он пришел к нам домой, чтобы сделать мне предложение. Мои отец с матерью его выставили, а мне устроили такой хай на полночи, что на другой день я нашла его в институте и дала согласие. Вот и все.
Игорь с горечью кивнул:
— А вспоминать, значит, боялась?
— Боялась. Боялась! И сейчас боюсь. — Она повернулась к нему. — Ну зачем ты приехал, скажи? Я уже привыкла без тебя, забыла! Это же другая жизнь… зачем ты здесь?
Нотка ожесточения прозвучала в ее голосе. Игорь усмехнулся:
— Да ладно тебе, успокойся. Я не к тебе ехал. Просто совпадение. Случайность.
— Ну почему ты не женился там?.. Не завел семью… Зачем нашел меня… я не хочу… не хочу!
— А вообще-то я вру. Я к тебе ехал, — сказал Игорь. — За эти два года не было дня, не было часа, минуты, чтобы я тебя забыл. Я не смог тебя ненавидеть. Хотел и не смог. Я мечтал о тебе, я хотел тебя всю, сверху донизу, от волос до пяток… Я ночей не спал, сто раз хотел кого-нибудь трахнуть, чтобы отвлечься, но не мог… Нет, опять вру, было, трахал, но потом… потом так противно становилось, такая пустота, блин!.. И опять — ты, ты, ты… Я до того дошел, что хотел хотя бы мысленно быть с тобой, знаешь, как зеки в зоне: смотреть на твое фото и… рукой. Заперся в своей комнате, выпил, положил фото на подушку, лег. И вот смотрю на тебя и чувствую, что хочу тебя до бешенства, до последнего…
— Са-баш-ни-ков. — Она мотала головой с закрытыми глазами. — Ну-за-чем-ты… пре-кра-ти…
Он смолк. Еще мгновение она сидела, сжавшись, потом встала и, повернувшись, молча пошла по улочке.
Он смотрел ей вслед. Она шла не оглядываясь.
— Вика! — крикнул он.
Она не обернулась.
— Вика!!
Она остановилась.
— Вернись, — позвал он.
Она медленно обернулась. Потом пошла к нему. Потом побежала. Уронила туфельку с ноги. Не остановилась. Отшвырнула вторую. Летела босиком. И набежала на него, повисла, колотя кулачками, дергая его за волосы, мотая залитым слезами лицом, кусая, царапая. Он подхватил ее на руки, она спрятала лицо, уткнувшись в его рубашку и продолжая кусать, царапать, реветь, как ребенок, а он держал ее на руках и сам плакал, не видя сквозь слезы, как два горца-носильщика с грузами на спинах застыли недалеко от них с выпученными глазами и разинутыми ртами.