Не спал только один человек. Потерянной фигурой он бродил вдоль монастырских стен, мимо палаток. Это был Игорь. Вот он не выдержал, снова заглянул в окошко Викиной палатки. Темно, темно. Викина постель пуста.
Игорь отошел, присел на выступ полуразвалившейся стены. Так и сидел, опустив голову.
А когда, поникший, не зная, что думать, откинул полог своей палатки и шагнул внутрь, то вдруг увидел в полутьме, что на его лежанке сидит Вика. То, как она сидела — одна, прямо, неподвижно, — вдруг поразило его. Он бросился к ней, обнял:
— Это ты? Как ты здесь оказалась? Я же ищу тебя… я…
Она сразу обхватила его руками, прижалась лицом.
— Ты плачешь? — испугался он. — Что случилось? Вика!
— Нет… ничего… ничего, — сквозь всхлипывания прошептала она.
— Я, наверное, опять перед тобой виноват, но…
— Молчи… — Она закрыла ему рот рукой. — Не говори ничего…
— Нет, ты дослушай! — Он отвел ее руку, сжал до боли. — Что-то стоит между нами. Я не знаю… я не могу понять! Если ты хоть чуточку, хоть каплю… — Он мучительно подыскивал слово. — Ну, блин! Ну выходи же за меня замуж, черт бы тебя драл, в конце-то концов! Все, что могу, я для тебя сделаю, сделаю больше, чем могу, ты же знаешь!
Она молчала, уткнувшись лицом в его шею, и он чувствовал, как частые теплые капли падают ему куда-то на ключицу и ползут по груди.
— Ну не хочешь домой — и ладно! Я согласен. Завтра же поговорю со стариком насчет постоянной работы в Берлине. Дэн тоже поможет, я уверен! Осилим это дело, даю тебе слово! Конечно, не сразу, конечно, вначале будет трудно — с жильем, с устройством, с языком, с деньгами! Но, в конце концов, все это ерунда, лишь бы мы были вместе!
Она прижалась к нему еще теснее.
— Что ж ты молчишь?
— Я не молчу… — всхлипывая, отозвалась она. — Ты же видишь, я пришла к тебе. Давай сегодня не будем говорить ни о чем. Вообще не будем говорить! Давай просто побудем вместе. Ведь тебе же хорошо со мной?
— Вика, да я…
— И мне тоже! Ты знаешь, я так скучала по тебе, так ждала! Иди же ко мне, иди, иди скорей!
И была близость, не похожая ни на одну из их прежних.
Какое-то неистовство, ненасытность, безудержная жажда исчерпать и его, и себя до дна словно подхлестывала ее всю ночь.
— Ну еще, еще!.. Не уходи из меня, не уходи!.. Останься еще, еще!
Она металась, она словно жаждала выпить, проглотить его, билась, до предела продлевая судороги, распахиваясь перед ним каждой клеточкой своего тела, и тут же, едва отдышавшись, снова приникала к нему.
Неправдоподобно яркая, полная, слепящая луна отчеканивала черный контур горных громад, стылым светом заливала монастырский двор и серебрила суровую ткань палатки, где царила любовь.