— Там тоже лестница.
— Обычная, не винтовая. Успокойся, задохлик, я своими ногами спущусь.
Он так обрадовался открывающимся перспективам, что на «задохлика» даже не обиделся. Я давно замечала, что совместно преодоленные трудности сближают. Мы почти дружески болтали, минуя пролет за пролетом. Ребят звали без затей: Пако, Пабло, Панчо и Просперо. И они, так же как и я, недоумевали по поводу странного внутриотрядного распределения.
— Может, вашему капитану просто трудно вас всех вразнобой по именам запоминать? — предположила я. — А так очень удобно получается.
Пабло пожал плечами.
— У нас есть еще «А-четверка»: Альберто, Асканио, Азазелло и Арт, и на «Д»…
— А кто студенческое крыло патрулировал, когда Игоря Стрэмэтурару убили? Не вы?
— Нет, мы как раз отдыхали в казарме, — ответил Просперо, тот самый «задохлик», которому во время спуска досталось нести мою самую важную часть — голову, полную умных мыслей. — С утра сменились, нас уже потом вызвали.
— А слухи какие ходят? Почему с дознанием на целую неделю затянули? Алькальд распорядился?
Просперо, кажется, был самым осведомленным молодым человеком из бравой четверки.
— Это ректор придумал. Говорят, алькальд наш — сынок дона Акватико, вот начальство и решило с домом воды задружиться. Велено было на комнату замораживающее колдовство набросить, чтоб сохранить все как было. Рассказывают, даже коридор выстудило, сосульки с потолка свисают. Патрульные в плащи кутаются, вино подогретое бутылями хлещут, но все равно зубами от холода стучат.
Большая часть пути была пройдена, за кованой решеткой калитки начиналась последняя лестница с широкими ступенями, вытесанными из камня. Очень скоро я явлюсь пред светлы очи дознавателей.
— Ребятушки, — начала я осторожно, — а не могли бы вы товарищей своих расспросить, кого они ночью той в коридорах видели? Может, кто-то что необычное, непривычное заметил? Из посторонних, может, кто шастал?
Просперо кивнул:
— Исполним. А тебя спросить можно?
— Я его не убивала, — твердо встретила я взгляд темных глаз. — Жизнью клянусь!
Стражник моих оправданий будто не слышал.
— Ты ведь покойника видела близко?
— Да.
— И что сама скажешь?
Я задумалась, вызывая в памяти неприятную картину. Голый торс Игоря, россыпь оранжевых веснушек, волосы, прикрывающие шею. Вот я трогаю его за плечо, удивляясь закостенелости. Пахнет соленым железом и почему-то мышами. Я с усилием переворачиваю мертвое тело, рыжие локоны скользят за спину…
— Ему вскрыли яремную вену, — наконец сказала я. — И кажется — зубами.
Ребята перекинулись встревоженными взглядами.