— Непременно.
— Когда ваш отец заканчивал переписывать стихотворение набело, присыпал ли он непросохшие чернила песком на старомодный манер или же пользовался промокательной бумагой, как делают многие в последние тридцать или сорок лет?
Вопрос, судя по всему, удивил Пена Браунинга, но с ответом он не затруднился:
— Ни то ни другое. Мой дед служил в Банке Англии и посыпал страницы песком, который затем стряхивал. Его медная песочница хранилась в нашем флорентийском доме, и я с ней играл. Никак иначе она не применялась.
— А промокательная бумага?
— Ребенком я нередко наблюдал, как отец начисто переписывает свои работы. Промокашкой он не пользовался, поскольку боялся, что из-за нее на листе получится клякса и придется начинать все сызнова. По-моему, среди его письменных принадлежностей никогда не было промокательной бумаги. Он говорил, что поэт должен, подобно средневековому каллиграфу, выставлять свои рукописи сохнуть на солнце. Благо в Италии солнца достаточно.
Холмс протянул Пену Браунингу монолог Савонаролы.
— Посмотрите, пожалуйста, на этот документ, датированный тысяча восемьсот пятьдесят пятым годом. Он написан вашим отцом?
— Почерк, кажется, его. И само стихотворение, вероятно, тоже, хотя я такого и не припоминаю.
— Взгляните внимательно на последние строчки и скажите, что вы видите?
— Ничего особенного. Только, пожалуй, они бледнее остальных. В чистовой копии отец такого не допустил бы.
— Неужели?
— Каллиграфическое исполнение рукописи было для него очень важно. Он считал, что произведение искусства должно быть прекрасно во всех отношениях, и потому переписывал стихи скрупулезно.
— Но автор этого документа не проявил большого старания, не правда ли? Тем более ваш отец, как вы говорите, не пользовался промокательной бумагой, а здесь это очевидно. Первые строки успели высохнуть и потемнеть, однако последние стали бледнее, когда рыхлая бумага вобрала в себя часть чернил.
— И это все?
— Нет, мистер Браунинг, это далеко не все. Под микроскопом можно увидеть, что от нажима промокательным листом очертания букв в последних строках стали перистыми. Мне даже удалось различить налипшие белые ворсинки.
Лицо Пена Браунинга несколько помрачнело.
— Я рассказал вам то, что помню, мистер Холмс, но не готов поклясться, будто отец ни разу в жизни не брал в руки промокашки. К тому же это, возможно, не чистовая копия.
— Верно, мистер Браунинг. Однако стихотворение, напоминаю, датировано тысяча восемьсот пятьдесят пятым годом. Забавно, не правда ли, что производство промокательной бумаги для продажи началось лишь в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году, причем в Соединенных Штатах? Кроме того, до тысяча восемьсот шестидесятого ее изготовляли из розового волокна, и только потом она стала белой.