– И правда, – снисходительно согласился Палыч. – Ничего.
Людмила сидела на скамейке возле дачи, отхлебывала холодный чай и с удивлением наблюдала, как соседка Яночка, нервно шлепая на потном теле комаров и чуть не плача, уничтожает на своем участке розы. Яна отыскивала захватчиц среди других цветов и в траве, выдергивала изящные колючие стебли из земли и сваливала в кучу. Руки и коленки у нее были расцарапаны, как будто она дралась с кошками, а одна роза, уже раскрывшая бледно-розовый цветок, успела впиться ей в щеку, пока Яна дергала ее во все стороны, пытаясь оборвать крепкий корень.
– Откуда они? – бормотала Яна, морщась и тяжело дыша. – Откуда они, откуда, откуда?..
Жаловаться Палыч никуда не стал, и лето опять потекло легко и спокойно, как розовое варенье в блюдечко. Это варенье тогда некоторые мастерицы варили – роз было видимо-невидимо, и они все разрастались, заглушая другие цветы. Вареньем удивляли безотпускных тружеников, приезжавших на дачу только в выходные. Это были в основном отцы семейств, неизменно привозившие уксусные шашлыки, сосиски и выпивку, а потом всю ночь восторженно гоготавшие вокруг мангала. Они поначалу удивлялись и безудержному южному цветению, и варенью из розовых лепестков, и густому томительному аромату в воздухе, и ночной иллюминации. Потом привыкли и перестали замечать. И гоготать по ночам тоже отчего-то перестали.
Вера Петровна гремела оконной рамой и тонким, жалобным голосом звала:
– Таня! Та-аня! Я не могу закрыть окно! Таня!!!
Невестка Таня вошла в кухоньку, внимательно посмотрела на Веру Петровну, на ее подернутые пленкой, почти ничего не видевшие глаза, на давно и старательно отрепетированное выражение лица – безвинно-страдальческое, как у престарелой крошечки-Хаврошечки.
– Это, Верочка, розовый куст разросся. – Таня отодвинула измятые цветы, ложившиеся прямо на подоконник, и потянула створку окна на себя. – А может, не будем закрывать? Душно.
– Нет-нет-нет, – изящно покачала головой Вера Петровна. – Пчелы летят, осы, ты разве не слышишь? Сплошное жужжание.
Она выговаривала «жюжжяние». Таня покорно закрыла окно. Вера Петровна подошла поближе и принюхалась.
– Таня, ты надушилась?
Напудренная, нарумяненная, яркоглазая Таня смутилась:
– Немножко…
– Ты в город едешь? Купи мне банок трехлитровых, марлю обязательно, валокордина и то мое лекарство от печени, запиши…
– Нет, Верочка, я никуда не еду. Я просто… чуть-чуть… для красоты.
– Угу, – поджала губы Вера Петровна. Она уже давно не видела толком ни сына, ни Таню и искренне полагала, что невестка – все та же смазливая вертихвостка из провинции, которая спит и видит, как бы облапошить бедного мальчика.