— Так быстро?
— В театре так дела и делаются. Одна пьеса сходит, другая приходит. Надеюсь только, что эта будет счастливее, чем последняя, которую они ставили в «Маррис-театре».
— Я тоже надеюсь. Вы над ней крепко поработали.
— Вы тоже поработали. — Он пристально посмотрел на нее. — Идите домой и поспите, а завтра возьмите выходной.
— Спасибо. — Голос ее звучал глухо. — Я весь день, как дурная, чувствую себя ужасно.
— Вы, наверное, простудились в субботу.
Она шмыгнула носом.
— Я не хотела вас подводить.
— Какое самопожертвование! Я отвезу вас домой.
Чувствуя себя слишком плохо, чтобы спорить, Энн повиновалась, и Пол бесцеремонно запихнул ее в машину. Через пять минут он подъехал к ее дому и выключил мотор.
— Есть кому позаботиться о вас?
— Да, спасибо. Хозяйка очень добрая.
Энн вдруг вспомнила, что обещала родителям рассказать ему правду, как только пьеса будет закончена.
— Я хочу вам кое-что объяснить. — Она глубоко вздохнула. — Относительно себя.
— Нет, не сейчас, вы слишком устали.
— Но я должна. — Энн закашлялась, и он, выйдя из машины, открыл ей дверцу.
— Давайте, Энн, вы не можете сидеть здесь и сморкаться. Что бы вы ни хотели сказать, подождет до вашего выздоровления.
Он взял ее сумочку, достал оттуда ключ от входной двери и вставил в замок.
— Отправляйтесь в постель, выпейте что-нибудь горячее с аспирином. Если утром не станет лучше, вызовите врача.
Пол спустился по ступенькам, влез в машину и уехал. Энн заперла дверь за собой и дошла до шоссе. Уныло шмыгая носом, она остановила такси и назвала адрес родительской квартиры.
Десять дней Энн была прикована к постели. Она отболела весь положенный простуде срок, но, выздоровев, оказалась в глубокой депрессии. Она понимала, что ей неизбежно придется выяснять отношения с Полом. Она страшилась его непонимания, опасалась, что расплата за обман будет слишком тяжелой.
Было унылое субботнее утро, когда Энн первый раз встала и на подгибающихся ногах прошла в гостиную. Родители сидели перед огнем, белокурая головка матери прислонилась к седой голове отца. Это была картина такого семейного счастья, что она почувствовала себя лишней.
Анжела вскочила на ноги.
— Дорогая, ты не должна вставать с постели. Я собиралась принести тебе чая.
Энн опустилась на, кушетку.
— Мне надоело быть в моей комнате. Она нагоняет на меня тоску.
— Это пройдет, когда тебе станет лучше.
— Да. — Энн взглянула на отца. — Как идут репетиции?
— Разве Пол тебе не рассказывал?
— Он не знает, что я здесь. Я отправила ему записку, где написала, что побуду у своих друзей, пока мне не станет лучше.