Вскоре свершилась ещё одна моя костюмная мечта – я купил джинсовый костюм-тройку. Джинсы в СССР в то время стоили дороже золота, а о джинсовом костюме (а не просто о джинсах) осмеливались мечтать только самые развращённые буржуазной идеологией. О существовании джинсового костюма-тройки я вообще не слыхал. Поэтому когда я увидел это чудо в одном из магазинов, я испытал острейшее счастье, так как я мог позволить себе не только восхищаться зрелищем, но и его купить.
Через пару дней предстояла важная встреча с заказчиком, которая должна была определить возможность открытия моего бизнеса. Меня пригласили на ланч в ресторан для высшего начальства одной из крупнейших компаний. То, какой это ресторан, я понял только тогда, когда вошёл в него в своёй вожделенной джинсовой тройке. Начальники были все как один в деловых роскошных костюмах и прислуживали им вымуштрованные хорошенькие официантки. Я с тремя такими начальниками расположился за одним из столов, и в своём наряде представлял любопытное зрелище – на меня бросали выразительные взгляды со всех сторон.
Но мне, как дикарю из России, простили и в итоге разместили большой заказ, который впоследствии позволил купить мне немало костюмов. Кроме того, официантка, которая впечатлилась джинсовым россиянином, особенно старательно прислуживала мне, заходя слева и справа, подливая, наполняя и убирая. Так что когда мы, закончив ланч, покидали ресторан, я отстал от моих заказчиков и дал официантке свою визитку, которой она вскоре воспользовалась, и мы с ней встретились в парке. На свидание я уже не одевал костюм-тройку, а пришёл в унисон с ней – в джинсах и маечке. И раздеваться потом с нею было так легко и быстро, не путаясь нетерпеливыми пальцами в пуговицах жилетки.
Обратно идёт новый год – как мы шутили в те постаревшие года. Тогда я писал так:
Наступает новый год —
отступаю я.
Прибредёт рабочий скот
дней календаря.
Их пасу, часы кроша,
но напрасен труд —
расплодятся, окружат
и меня сожрут.
А мой тогдаший приятель, замечательный поэт Алексей Шельвах писал:
…На год страшнее стали люди.
Самый омерзительный для меня праздник – это Новый год. Я по натуре жаворонок, а не сова, то есть я люблю вставать часов в 6 утра и ложиться часов в 11 вечера. А тут в полночь всё только начинается и, коль следовать ошалелой радости, которая овладевает удручающим большинством, то нужно провести бессонной большую часть ночи, а то и всю ночь. Затем приходится отсыпаться и тем самым превращать первое января в ночь.
Натужное бодрствование встречи Нового года осложняется для меня обильным питием горячительных напитков и поглощением огромного количества еды. Чрезмерное питьё и еда мне тоже чужды и вызывают во мне нечто обратное удовольствию, а именно – отвращение. Поэтому для меня результатом «хорошей встречи» Нового года стало бы дурное самочувствие. Так всегда у меня происходило, когда я пытался следовать толпе.