Потрясало почти все. И каменные мегалиты, и библейские тексты, и длинноухие с острова Пасхи, и огромные каменные головы негроидного типа в доколумбовой Америке. Египетские пирамиды и баальбекская платформа, ворота Тиауанако — все перечислить невозможно. Все наглядно, все воочию, но все из ряда вон! Кажется, что нет уже сил удивляться, но есть, оказывается, еще невозможнее невозможного — это гигантские рисунки, которыми разрисована далекая пустыня, где-то на другом конце света, в Андах. И вот в заключительных кадрах фильма проплывают снятые с борта небольшого самолета фигуры. Мы узнаем их — паук, птица, обезьяна, еще какое-то животное, и наконец самолет садится на плоскую вершину одной из гор. Его колеса касаются и бегут по поверхности широкой светлой полосы, как будто специально приготовленной для этой посадки.
Все, чудо закончилось. Радость и растерянность — два чувства смешиваются в душе, а в сознании смятение: что же мы знаем о себе? Что мы есть? Какова наша история? Все знания — это лишь мизер, маленькая ступенька, чтобы попытаться заглянуть за стену, скрывающую истину. Надо строить новую лестницу знаний, которая поможет увидеть другой горизонт, за которым прячется истина.
Не размеры, не мифические инопланетяне заворожили меня, нет. Удивительная красота, гармония звучала в каждом изгибе контурной линии паука. Глаз был потрясен этим совершенством, лаконичностью образа, которые дают только природа и математика. А осциллограмма, которой то ли начинался, то ли заканчивался рисунок обезьяны? Зачем? Недоумение, порождающее работу мысли, поиск объяснения. Кому потребовалось при создании фигуры животного таких гигантских размеров рисовать еще и исключительно правильные прямоугольные зигзаги? Какое увеличение по клеточкам? Какой пантограф? Здесь же видна более совершенная технология, более замысловатые закономерности. Но это вижу я, мой глаз привык видеть развертки осциллографов, тестировать приборы, учитывая законы отражения и преломления света, а зачем индейцам с примитивной ручной техникой имитировать технологию, о которой они даже фантазировать не могли?
Это было удивительное чувство. Не разрушающее, не уничижающее, а манящее, зовущее. Это был «крючок» на долгие годы. Это было начало пути. Имеется в виду не путь к вершине, не путь к познанию, а Путь, предначертанный судьбой, когда остро ощущаешь предопределенность тех или иных событий, тех или иных встреч.
Это была точка отсчета, это был тот импульс, который приводит к движению. Тайна рождает мысль, мысль порождает задачу, цель, для достижения которой надо искать, думать, творить. Так начался монотонный поиск, иногда озарявший радостью находки абзаца, нескольких предложений, а уж как совсем суперсказка — это находка нового снимка. Казанцев, Весенский, Кармен, Голованов… Статьи в научно-популярных журналах, в «Труде», «Комсомолке» — это все те крохи радостного поглощения дозированной информации, это те мелкие шажки, которые мы могли получить в поисках новой информации в те далекие семидесятые. Библиотеки, каталоги — все безрезультатно: во Всесоюзном библиотечном каталоге не оказалось книги Марии Райхе. Зато оказалась книга Поля Косока