Это был дельфин на берегу.
Он был достаточно давно мертвый. Над ним уже вовсю трудились мухи; похоже, даже чайки его уже не хотели есть, а только лишь кружили и галдели, впечатленные самим событием.
Событие это и было.
ДД безмысленно смотрел на дельфиний бок, отливавший бельмом и перламутром… «отливавший» – неверно, и «отблескивающий» – неверно, «отражающий» – неверно, и «отсвечивающий» – неверно… никак – неверно. ДД, профессионально наблюдавшему смерть особи, вчуже были мысли о ней – и о смерти, и об особи. А тут вдруг он впервые задумался без всякой мысли. Был ли дельфин окончательно мертв? С одной стороны, он, естественно, не был жив. Но так ли уж он был мертв?..
Утренний свет свободно лежал на его коже и сползал, как взгляд. Бок его просох и, теряя собственное тепло, принимал температуру окружающей среды. Словно солнце слизывало его тепло, а не наоборот. Дельфин уже не отражал, но еще и не поглощал: бок его просох от воды, но не просох от света. Неоспоримый факт смерти вызывал недоумение как раз с научной точки зрения. Освобождение от биологической программы, предыдущей каторги пропитания и размножения. Отрешение. Спи. Отдохни. И хотелось спросить: «Что с тобой?»
Дельфин молчал. Не в том, наконец, смысле, что как рыба (ДД, как вы понимаете, знал, что дельфин – не рыба): сказать было нечего. Причем именно тебе, ему, ДД…
Дельфин безмолвствовал. Будто чего-то ждал еще, а оно не наступало.
– Этот уже не оживет… – сказал ПП.
ДД так погрузился, что испугался не на шутку. Тишина лопнула – раскаркались чайки.
– Но воскреснуть он может…
– Дурак ты, боцман! – ДД от испуга почему-то прикрыл срам и смутился уже этого.
– Понимаю, – с подобающим выражением молвил ПП. – Бяда-а… Однако я вас давно жду. Не откупориваю. – И он показал бутылку.
– Могли бы и без меня, – достаточно невежливо буркнул ДД.
Впрочем, не меньше зрелища чужой смерти потрясло его и возвращение ПП.
– Не мог, – отвечал ПП. – Деньги все-таки ваши. – И он засунул сдачу доктору в кармашек.
– Так вы же выиграли!
– Я играл на бутылку, а не на деньги, – с достоинством парировал ПП. – Отойдемте за угол, помянем раба Божия Дельфинария…
– Дельфинарий – это не имя собственное, а…
– Знаю, знаю… Давайте все-таки выйдем отсюда. – ПП подталкивал ДД как бы к выходу. – Я наметил местечко…
– За углом? – еще язвил, еще сопротивлялся ДД.
– Ага, – рассмеялся ПП. – Во-он за тем!.. – Он указал на близкий мысок.
– И он не раб Божий никак, – продолжал ДД, уже покорно следуя. – Это мы с вами рабы Божьи… А он…
– Мы-то как раз не Божьи! Мы – восставшие рабы, худшая из категорий: и раб, и не Божий, а он… Да, вы правы: он не раб, но он – Божий. Тварь Божья. Человек, подонок, почему такое слово ругательством сделал? Тварь – значит сотворенная Богом! Это все безбожие наше глаголет! Из уст гады прыгают!