– А я сегодня, первое дело, к храму побежал…
– Ты?
– Там у сторожа похмелиться можно. Смотрю, кровать…
– Ты – вечен! Ты – Феникс! Слава богу… И ты, конечно, знаешь, что будет?
– Что будет… А ни… не будет! Слава Богу и будет. Великий Праздник.
– Я не о том… Я о них…
– Эти-то? – Он даже не посмотрел на танки. – Металлолом. Да ты не на них – ты туда взгляни!
И ложечкой, которой помешивал чифирок, не глядя, он ткнул куда-то вверх.
Сначала мне показалось… Но потом: нет, думаю… Я еще раз посмотрел вниз, на танки, а потом вверх, на небо. Нет, не может быть! Однако…
И видел я воинство в воздухе…
Опершись на раскаленные добела копья, как на лопаты, в ватниках на белые крылья, в небе подремывали ангелы. Их обрусевшие дюреровские лица были просторны, как поля, иссеченные молниями и разглаженные необсуждаемостью ратного труда. Их набрякшие кулаки молотобойцев, выкованные вместе с оружием, внушали доверие, как и лица… Легко стало мне на душе, нетрудно: это их ногти проросли сквозь кисти, это их приковали веригами за облака, это к их крыльям пристал, как куриный помет, небесный мусор русских деревень, прикидываясь патиной: избы, заборы, проселки, колодцы, развалины храмов и тракторов… Сон ангелов был тяжел и чуток, как их крылья. Они вздрагивали и всхрапывали, как кони, и наш костерок тогда слегка колыхался от их дыхания, а дымок вытягивался к ним, и тогда казалось, что это ангелы пахнут пожаром своей неустанной битвы. Боже, как же Ты терпим к нам и суров к ним!
– Господи, помоги им!
– Вот это уже разговор, —…
Он подумал или я сказал?..
28 февраля 1993,
Прощеное воскресенье