- Ну, окончил я десятилетку, - выдавил Скорин, - проработал год переводчиком в Интуристе, поступил а ИФЛИ.
- А откуда вы так хорошо язык знали, что после десятилетки могли переводчиком работать? - спросил майор, доливая себе чай.
- Я и не знал, уговорил одного товарища в Интуристе, убедил, что справлюсь, у них переводчиков не хватало. За год поднатаскался, освоился. Говорят, способности у меня.
- Случается. - Майор пил, обжигаясь, вытягивал губы, смешно шевеля ушами, довольно жмурился.
- Поступил я в институт, увлекся западной литературой. На третьем курсе приглашают меня в райком комсомола и путевочку в руки. Будьте любезны, говорят, очень нужны на переднем крае. Я сомнение выразил. Скорин сделал паузу, дал возможность задать вопрос, но майор отдувался и вопроса не задал. - Объясняю, что сугубо штатский я человек, в герои-разведчики могу не подойти. Долго говорить со мной не стали - и пошел я учиться на курсы.
- Почему вы сомневались? Ведь большинство шло с воодушевлением. Майор вытащил из стакана чаинку, положил на блюдце.
- Я объяснил.
- Не понял, извините покорно. Не понял, Сергей Николаевич.
- Так. - Скорин замялся, решал, как объяснит. - Боялся! - брякнул он решительно и вызывающе посмотрел на майора. - Боялся, и все!
- Смерти боялся? - Майор возился с чайником, на Скорина не смотрел.
- И смерти боялся. А вы не боитесь?
- Вопрос снимается как провокационный. - Достав платок, майор вытер лоб. - Не верю. Так почему же?
- Я ответил.
- Других версий нет?
- Нет.
Майор допил чай, отставил стакан, долго вытирал платком лицо, затем посмотрел на Скорина.
- Ладно. Итак, направили в нашу школу...
- Проучился два года, назначили сюда.
- Всех в Москве оставляли?
- Нет.
- Почему вас оставили?
- Спросите у руководства. Работал... в Германии. Привык к нашей работе. Но сейчас война - и хочу на фронт, воевать среди своих, с полевой почтой.
Майор долго, изучающе смотрел на него, затем спросил:
- Как же ты, Сергей, брак не оформил? - Скорин вздрогнул, затем медленно поставил стакан на стол, выпрямился, хотел встать. Майор взял его за руку, заглянул в глаза, вздохнул, после паузы сказал: - Да, Сергей Николаевич, я вот тоже однолюб.
- Я вас прошу, товарищ майор...
- Зря просишь, - перебил Скорина майор. - Нам работать вместе. Личная жизнь разведчика - его тыл, можно сказать. Ты уж извини меня за красивые слова, но человек без любви - не человек вовсе, а так пустышка.
Скорин встал, но Симаков, не обращая внимания на его протест, продолжал говорить:
- Любовь оружие, оружие грозное. А ничейного оружия, Сергей Николаевич, не бывает. Если оно не в наших руках, значит, в руках врага.