"Дорогой Адриан,
Спасибо тебе за чудесное благодарственное письмо. Оно очень окрасило мне жизнь. Все девки только и подзуживают теперь насчет мово хахаля. 15 июня меня досрочно освобождают, можно будет заехать навестить тебя? Твоя тетка Сюзан самая приличная здесь вертухай-ка, потому я ее уважила тем чехлом. Ну, значит, до 15-го!
Наше вам с кисточкой,
Твоя Грейс.
P.S. Меня сюда засадили по облыжному обвинению в поджоге, ну да теперь это все дело прошлое".
Господи! Как же мне быть?
Воскресенье, 3 мая.
Второе воскресенье после пасхи. В холодильнике – шаром покати, в буфете – пусто, в хлебнице какие-то огрызки. И куда только у папы уходят деньги? Пришлось поехать к бабушке, чтобы не умереть от недоедания. В четыре часа я пережил одну из тех счастливых минут, что остаются в памяти навсегда. Я сидел у бабушкиного электрокамина, ел горячий тост, с которого капало масло, и читал "Ньюс оф зе уорлд". По четвертой программе радио шла здоровекая пьеса о пытках в концентрационных лагерях. Бабушка спала, собака молчала. И сразу мне сделалось так хорошо! Не иначе, как на меня снизошла божья благодать.
А что, из меня вышел бы отменный святой. Позвонил тете Сюзан, но она была на дежурстве в тюрьме. Попросил Глорию, ее подругу, передать, чтобы тетя срочно позвонила мне.
Понедельник, 4 мая.
Позвонила тетя Сюзан, сказала, что досрочное освобождение Грейс Пул отменяется, потому что она устроила пожар в швейной мастерской и сожгла целую партию вышитых чехольчиков для зубных щеток.
Вторник, 5 мая.
По дороге в школу встретил почтальона. Он сказал, что в субботу меня приедет навестить мама. Вот напишу про него министру связи, что он нарушает тайну переписки, будет знать.
Когда я вернулся из школы, папа уже прочел открытку. Он очень обрадовался, начал убирать мусор, потом позвонил Дорин Слейтер и сказал, что придется "крутануть субботнюю свиданку другим разом". Вечно взрослые шпыняют нас, подростков, чтобы мы не засоряли разными словечками речь, а сами такое несут! Дорин Слейтер завопила что-то в телефон. А папа завопил в ответ, что "не хотел постоянной связи", что "с самого начала ясно дал это понять" и что "никто не заменит ему его Полину". Дорин все вопила, пока папа не бросил трубку. Телефон звонил не умолкая, и папа снял трубку с рычажка. Убирался в доме до двух ночи как полоумный, хотя сегодня еще только вторник! Что же тогда будет в субботу утром? Он, дурачок несчастный, решил, что мама возвращается насовсем.
Суббота, 9 мая.
В восемь тридцать проснулся от громкого стука в входную дверь. Пришел тип из электроснабжения. Я с удивлением осознал, что он пришел отключать электричество. Папа задолжал 95 фунтов 79 пенсов. Я разъяснил типу, что электричество нам нужно для предметов первой необходимости стереопроигрывателя и телевизора, но он ответил, что такие, как мы, подрывают мощь страны. Он подошел к счетчику, что-то там покрутил, и на кухонных часах замерла минутная стрелка. Вышло очень символично. В это время вернулся папа, который уходил за газетой. Он насвистывал, выглядел очень довольным и даже спросил инспектора, не желает ли тот чашку чая. Инспектор буркнул: "Нет, спасибо" – и заторопился по дорожке в свой голубой фургон. Папа включил электрический чайник. Тут-то и пришлось ему все объяснить. Виноватым, конечно, оказался я! Папа вопил, что я не должен был впускать инспектора в дом. А я возразил, что он должен был оплачивать счета еженедельно, как бабушка. Папа закусил удила. И как раз в этот момент появились мама и Люкас! Ну прямо как раньше, когда все разом орали, не давая друг другу слова сказать. Я взял собаку и пошел в магазин покупать свечи. Денег мне одолжил мистер Люкас.