— Здесь мы и останемся, — сказала Карабелла.
Подчеркнуто рыцарски Валентин расстелил свой плащ. Она села, потянула к себе Валентина и оказалась в его объятиях. Они лежали в укрытии между двумя густыми кустами с серо-зелеными, как будто приклеенными ветками. Где-то неподалеку бежал ручей. Проблески света слабо пробивались сверху.
На бедре Карабеллы висела маленькая карманная арфа искусной работы. Она сняла ее, сыграла короткое мелодичное вступление и запела чистым высоким голосом:
Моя любовь прекрасна, как весна.
Моя любовь сладка, как плод запретный,
Как ночь благоуханная, нежна,
Чиста, как день, омытый солнца светом.
Она — как сердца радостный полет!
Она дороже мне сокровищ мира
И даже Замка Горного красот.
О ней поет, не умолкая, лира.
— Красивая песня, — задохнулся Валентин, — и твой голос так прекрасен…
— А ты поешь? — спросила она.
— Ну, наверное.
Она протянула ему арфу:
— Спой что-нибудь твое любимое.
Он растерянно повертел в руках маленький инструмент.
— Я не знаю песен.
— Никаких? Ну хоть несколько ты должен знать!
— Похоже, я все забыл.
Она улыбнулась и взяла арфу.
— Хорошо, я научу тебя, только не сейчас.
— Нет, не сейчас.
Валентин нежно поцеловал ее. Она улыбнулась и крепче прижалась к нему. Глаза его привыкли к темноте, и он довольно ясно видел ее маленькое чистое личико с яркими озорными глазами, блестящие растрепанные волосы, трепещущие в ожидании ноздри. Он попытался взять себя в руки, избежать того, что должно вот-вот произойти, не желая брать на себя никаких обязательств, но тут же отбросил эти страхи. Была фестивальная ночь, и они хотели друг друга. Руки Валентина скользнули по спине девушки, переместились вперед, сжали грудь. Он вспомнил, как она стояла обнаженная под очистителем: сильная, стройная, полная внутренней энергии. Он чувствовал, как она дрожит, и понимал, что это не от холода, не от ночной сырости, — казалось, она находится во власти какой-то странной, чуть ли не пугающей силы. Он гладил ее руки, лицо, плечи, с трепетом касался маленьких грудей. Рука скользнула по гладкой коже внутренней стороны ее бедра. Карабелла резко выдохнула и привлекла его к себе.
Они без слов понимали друг друга, каждое движение, каждый жест были настолько ясны и знакомы, как будто они давно уже были любовниками. Стройные ноги обхватили его талию, и они все перекатывались и перекатывались, пока не оказались на берегу ручья и своей разгоряченной кожей не почувствовали его прохладную свежесть.
Потом он в полудреме лежал в ее объятиях, слушая, как бьется ее сердце.
— Мы останемся ночевать здесь, — прошептала Карабелла. — В эту ночь нас никто не потревожит.