– Ну, уговорил, черт речистый, – усмехнулся Андрей. – Веди в закрома, раз уж ты такой крутой заделался. – Он остро, пристально посмотрел на Переверзева. Тот только засмеялся радостно:
– Да уж будь спокоен, круче разве что яйца!
Дастархан затянулся далеко за полночь. Мариам покинула их значительно раньше, у нее разболелась голова, а кроме того, изумительное чутье подсказало, что мужчины не прочь остаться одни. Она просила не провожать ее, но Переверзев подозвал хозяина "Регби", что-то тихо и внушительно шепнул тому и, улыбнувшись, повернулся к Мариам:
– Очаровательная, вас отвезут, куда прикажете. Хоть в Париж. И примите от нашего любезного хозяина вот этот скромный подарок. – Он протянул Кайгуловой здоровущий пакет с двумя бутылками "Ахтамара" и какими-то редкими деликатесами. Сверху лежал огромный ананас. – Не вздумайте отказываться! Он ужасно расстроится, и это наверняка дурно скажется на его здоровье. Он и так испереживался сегодня, бедняга! Боюсь, больницей может кончиться…
Алаторцев в ту первую после двадцатилетнего перерыва их встречу говорил мало. Больше слушал. Сергея довольно быстро развезло, потянуло на сентиментальщину. Дошел было черед и до славного боевого пути несгибаемого десантника. Алаторцев внутренне поморщился, он не любил пошлятины. "Бог мой, – думал Андрей, – сейчас начнется… Афганское братство, героический спецназ или как там их зондеркоманда называется. Полковник наш рожден был хватом. Слуга ЦК. Отец солдатам. Он спал, обнявшись с автоматом, в своем бушлате полосатом. Или чего у этих придурков полосатое бывает? Злобные душманы, "черные тюльпаны", полные стаканы, все мы в сисю пьяны. Санитарка, звать Тамарка, братков выносит из-под вражьего огня… Гос-споди, и ведь не дойдет до куриных мозгов этих экс-Рэмбо, что эсэсовцы в Белоруссии, скажем, тоже шибко о фронтовом братстве светлые мужские слезы лили. И разница между ними – ноль целых хрен десятых".
Видимо, этот внутренний монолог хоть в малой степени, но на лице у него отразился. Потому что Сергей вдруг сказал совершенно трезвым, но каким-то очень грустным голосом:
– Да не вибрируй ты, Торик! От порции дембельской лирики я тебя избавлю. Это я с виду дурак-дураком, а внутри поумнел с тех пор. – Он помолчал с минуту, налил себе, не предлагая Алаторцеву, выпил. – Но ты ведь, Торик, изначально умный. Чем я на хлеб с маслом зарабатываю, наверняка понял. Нет, ты не думай! Я – довольно мелкая фигура, хотя кличут, представь себе, Ферзем. Но это по созвучию… Так, если на армейский аршин прибросить, старлей, никак не более. И крови на мне нет. Здешней крови. А знаешь, как это все вышло?