– Рублей? – уточнил Гуров.
– Естественно, рублей. – Рокотов снова улыбнулся.
– Откровенно говоря, негусто, а? Для чиновничьего сынка? – Лев Иванович подмигнул Рокотову, и улыбка того стала шире.
– Да, негусто. Но Вадим специально это оговорил, чтобы Людмила не поддавалась на провокации Сергея. В противном случае он обещал вообще прекратить финансирование сына. Сережа, конечно, был этим недоволен и предъявлял отцу претензии. Мол, тот хочет, чтобы ему целовали руки за жалкие подачки. К слову сказать, такая категоричность ничуть не мешала ему эти подачки благосклонно принимать.
– А что же он так с родным сыном-то?..
– Видите ли… – Рокотов вздохнул. – В какой-то степени я его понимаю. Скажите, у вас есть дети?
– Нет, – признался Гуров.
– Тогда вам будет непросто понять Волошина как отца. Постарайтесь оценить его действия хотя бы как представитель правоохранительных органов, хотя это и не слишком корректное сравнение. Понимаете, в этом был элемент воспитания.
– А вам не кажется, что попытки воспитания двадцатидвухлетнего сына предпринимались несколько поздновато? – осведомился Гуров и прищурился.
– Не совсем так. Вадим старался не распускать и не баловать сына не из вредности или тем более жадности. Он был убежден, что это ему же на пользу. Сережа, откровенно говоря, мало чего достиг и почти ни к чему не стремился. А Вадим очень не любил праздности. Он больше всего боялся, что сын так и не реализуется в жизни, не станет самостоятельной личностью, не будет представлять собой ничего значительного. Такими строгими ограничениями он пытался выработать в нем ответственность, самостоятельность, целеустремленность.
– Что ж, это я вполне могу понять, – согласился Гуров. – А чем вообще занимается Сергей в настоящее время?
– Числится в автодорожном институте. – Именно числится, – повторил Рокотов.
– Ясно. И все же Волошин решил внести изменения в такое положение вещей, причем официально. Вы знаете, чем это было вызвано?
Рокотов вздохнул, некоторое время посидел в задумчивости и наконец-то произнес:
– Я могу назвать вам причину, но не знаю, почему она сказалась именно в это время. Если и был какой-то движущий момент, то мне о нем ничего не известно.
– Давайте хотя бы причину, – попросил Гуров, не совсем поняв, что Рокотов имеет в виду.
– Просто Волошин своего сына пожалел, – ответил тот.
– И все? Вот так просто? А раньше, значит, не жалел? – В голосе Льва Ивановича прозвучала ирония.
Рокотов снова вздохнул, досадуя на то, что полковник никак не может вникнуть в сложную суть отношений между отцом и сыном Волошиными.