Зал единодушно выпустил вздох разочарования. Удар оставался за Че. Хозяин все внимание свое сконцентрировал на шаре. Будто бы он сам водил телом жертвы, которым она не могла самостоятельно управлять. В этот миг весь мир ее стал продолжением руки Че – его кий переходил в удар по шару, по жизни бедной женщины…
– Нет, ты все-таки зря красишь волосы, седина прекрасно бы контрастировала с черной шляпой! – «добродушно» заметил Бо. И рука Че дрогнула. Промахнулась. Оставшиеся шары разлетелись так, что достать их мог теперь только великий мастер. Да и действие на экране стало разворачиваться совершенно в другом ключе.
Женщина распахнула окно высотного здания, опасно ступила на подоконник и протянула руки к небу. На нее падали мириады холодных снежинок.
Если бы зрители не были так увлечены зрелищем, они бы заметили, что Бо, лишь на одно мгновение превратившись в горячую пылающую снежинку, упал ей на ладонь, прошел насквозь, и прошептал прямо из самого сердца голосом земного мужчины так, что никто, кроме нее, не смог этого услышать:
– Люби! Люби меня! Мне нужна твоя любовь! Никто и никогда не сможет меня любить так, как ты!
Бо вернулся к игральному столу. А женщина слезла с подоконника. Закрыла окно.
– Партия сделана, – положил на стол кий Бо.
– Но как же? Но почему?
– Потому что это Россия, Че. Надо было тебе выбрать Гвинею-Бисау, – улыбался торжествующий гость. А зрители, в который раз проигравшие деньги, с невероятным удивлением наблюдали, как измученная горем и болезнями женщина поддерживала себя, своих бедных родственников, своих и его детей. Несгибаемая. Невероятная. Она до гроба любила простого земного мужчину. И на ней, на этой любви держалась хрупкая устойчивость бильярдного стола с безнадежно испорченным новым сукном. Зеркальные многогранники сами бегали теперь по столу и закатывались в лузы по одному им ведомому усмотрению. И ни один шар не разбился, не лопнул. Ситуация вышла из-под контроля. Влюбленные состарились и умерли в один день. Экран погас.
– А ты говоришь «кризис жанра», – удовлетворенно ухмыльнулся Бо под нескончаемые аплодисменты, – ну ладно. Пора и честь знать, – шагнул гость за волшебное Зеркало. Ему очень захотелось оглянуться на свое довольное отражение. Но он не оглянулся. И даже немного поморщился оттого, что все время приходилось раздавливать сотню-другую снежинок. Ведь филигранная работа Бо ни на одной из них не повторялась.