— Люди ваши с нами пойдут? — интересуется Серегин.
— Ну а зачем они? — говорит дед Матвей. — Войску только обуза. Да ведь небось с детишками да с бабами воевать не станут.
— Обозом пройдем? — спрашивает Млынский.
— Проведу, — спокойно и уверенно отвечает дед Матвей. — А здесь Алешку оставлю. От самолетов люди схо-ваются, а он, в случае чего, сообщит нам. Он тут все стежки-дорожки знает. И вашего мальчонку у нас оставьте, чего ему по лесам да болотам бродить, — сказал дед, поглядев на Мишутку.
— Ну что же, через два часа выступаем, — распоряжается Млынский.
Отряд собирается в дорогу. Укладывают на повозки раненых. Мишутка подает им в котелке воду. К нему обращается Зина:
— Ну, Мишутка, пора. До свиданья. Мы скоро вернемся.
Солдат уводит мальчика.
Покидающих поселок провожают женщины. Они плачут. Млынский задушевно, тепло говорит им:
— Спасибо вам, дорогие женщины.
Крестьянки в свою очередь благодарят майора. Одна, вытирая слезы, говорит:
— Да что же вы так сразу-то?
Млынский, переживая боль, вызванную тем, что приходится оставлять беззащитных женщин и детей, твердо говорит плачущей крестьянке:
— Не плачь, мать, не плачь. Мы вернемся.
Женщины причитают:
— Сыночки наши дорогие!
— Ой господи, что делается, что делается!
Из избы выходит дед Матвей.
К нему обращается Анастасия:
— Я вам собрала кое-что. Не простынь, Матвей Его-рыч, я тут портянки, носки теплые положила.
Дед Матвей, увидев внука, говорит:
— Алешка, ты здесь за мужика остаешься. В случае чего, ты знаешь, где я буду.
— Хорошо, — ответил мальчик, гордо оглядев присутствующих.
Дед Матвей прощается с женой. Она его напутствует:
— Береги себя, Матвей Егорыч.
— Ладно, Анастасьюшка. — И женщинам: — Ну, бабоньки, бывайте.
Они отвечают хором:
— Возвращайтесь… Счастливо… Доброго пути вам.
Отряд Млынского скрывается за горизонтом.
В бывшем классе школы — кабинет гестапо. За столом на фоне школьной доски, на которой висит крупномасштабная карта района, сидит Шмидт, офицер гестапо в черной форме. У окна стоит другой офицер, Вилли, помоложе. Перед ними с заискивающим выражением лица, без ремня, в грязной гимнастерке сидит Петренко.
— Я рядовой, господин офицер. Когда я впервые выходил из окружения… под Минском… выдал себя за лейтенанта… Я думал, так легче будет в плену. А потом какой-то полковник увидел мои кубари и поставил меня командиром роты…
— С каким заданием вы шли в город? — строго спрашивает Шмидт.
— Я добровольно… Сам сдался!.. У меня нет никакого задания! У меня свои счеты с Советской властью! Отца раскулачили! Семью разорили!..
— Это вы говорили, — прерывает его Шмидт. — Вы говорили также, что отряд майора Млынского находится в лесном поселке. Встать!