– Может быть, я даже отдам тебе честь, когда ты приедешь за мной.
– Я приготовлюсь к твоим приветствиям. Уверен, некоторые части моего тела будут салютовать, когда я приеду за тобой.
– Ты такой плохой.
– Но только в хорошем смысле.
– Верно, – тихо говорит Оливия. – Только в хорошем смысле.
– Постарайся отдохнуть. Я позвоню, когда вернусь.
– Ладно. Тогда и поговорим.
Пауза. Никто не хочет произнести последнее слово. И мы его не произносим. Оливия отключает телефон. И я следом.
Если у меня и была слабая надежда уснуть, она угасла.
«Проклятие! Я только что призналась Кэшу в любви!»
Типа того. Было это дешевой уловкой? Проявлением трусости? Возможно. Но по крайней мере, Кэш узнал главное до того, как вступить в схватку с бандитами. Я ведь хотела этого – чтобы он знал. А что будет со мной – теперь пофигу.
Но не от этого у меня в душе такой фейерверк эмоций. А от слов Кэша: «Если я скажу, что люблю тебя, то это потому, что так и есть, а не потому, что ты ждешь ответного признания».
Он сказал, что любит меня? Или что если бы любил, то сказал бы все как есть? Или просто дал мне некоторые основания думать, что тоже меня любит?
Что за черт!
Чем дольше я об этом думаю, обсасывая каждое слово, тем больше запутываюсь.
Одеваюсь на автопилоте, быстро провожу расческой по волосам, пинком открываю дверь и спускаюсь по лестнице. В доме тихо, поэтому я стараюсь не шуметь. Мама встает рано, очень рано. Она любит проводить утро спокойно. А тут я – уже очко не в мою пользу. Одного моего присутствия достаточно, чтобы разбудить медведя.
– Кто тебя одевал? Шестилетка? У тебя кофта наизнанку.
Оглядываю себя, и – о ужас! Действительно, футболка надета наизнанку.
Вот тебе и автопилот!
Я отмахиваюсь:
– Свет не включала. Переоденусь, пока никто не встал.
Как будто специально, чтобы превратить меня в лгунью, Гевин выбирает именно этот момент, чтобы показаться в дверях кухни.
– Доброе утро, леди, – говорит он со своим очаровательным акцентом и широкой, открытой улыбкой. Несколько секунд никто не говорит ни слова, однако Гевина это, похоже, ничуть не тревожит. – Оливия, теперь я вижу, в кого ты такая. Ты мне не говорила, что твоя мать настоящая красавица.
Так и тянет злобно вытаращиться на него. Но потом мне становится жаль Гевина. Он так сильно промахнулся!
– Очередная попытка обаять, как я вижу, – язвительно замечает мама, с презрением глядя на Гевина. – Ваши уловки могут сработать с моей дочерью, но можете не стараться ради меня. Я слишком хорошо знакома с такими типами, как вы.
– С такими, как я? – Гевин явно не понимает, о чем она; мне, наверно, стоило предупредить его насчет мамы.