– У вас здесь всегда холодно, как в погребе? – спросил Крячко Балкова.
– Нет, конечно, только зимой. – Балков потянул ручку на себя и распахнул дверь в небольшой светлый кабинет.
С первого же взгляда было видно, что здесь располагается общественная организация или просто устроилась группка людей, желающая казаться организацией.
Напротив входа на стене висело красное, как говорилось раньше, «кумачовое» полотнище, с лозунгом, идущим по нему крупными черными буквами.
Лозунг гласил: «Берия – наш рулевой!»
– Ни хрена себе! – прошептал Стас, буквально споткнувшись от впечатления. – Ну дают, пацаны. Охренеть!
Под лозунгом висели на стене три портрета: Ленина, Лимонова и Быкова. Последние два были увеличенными фотографиями, но в рамках и под стеклом. Изображение Владимира Ильича стеклом прикрыто не было.
Ну а уже под фотографиями за столом сидел молодой парень. Он был худ, вероятно, высок, коротко стрижен, на правой руке у него топорщилась красная повязка с черными серпом и молотом в белом круге.
– «Вот вам молот, вот вам серп. Это наш советский герб», – прошептал Стас.
– «Хочешь жни, а хочешь куй, – с готовностью подхватил Балков, – а Чубайс отрежет свет». Здорово, фюрер! – обратился он к парню. – Все погромы планируешь? Или государственный переворот?
– Ваши вопросы я воспринимаю как издевательство и провокацию, – ни секунды не медля ответил парень, откладывая в сторону какой-то детектив в мягкой обложке, который он до этого очень внимательно читал и даже делал какие-то карандашные пометки в тексте, отмечая, очевидно, самые удачные места. – У вас есть ордер?
Справа от входа на стене висели рукотворные плакатики с изображением каких-то символических знаков и с проникновенными надписями: «Куришь, пьешь вино и пиво – ты пособник Тель-Авива!» и "Крошка сын к отцу пришел, и сказала кроха: «Быть евреем хорошо, сионистом – плохо!»
– Это он всегда спервоначалу хвост пушит, пока по рогам не получит, – пояснил Стасу Балков, шумно отодвигая стул и присаживаясь напротив фюрера. Сам фюрер в это время, состроив презрительное выражение на своей не шибко умной мордашке, сидел ровно, скрестив руки на груди.
– Ты присаживайся тоже, куда знаешь, – Балков показал Крячко на другие стулья. – В ногах правды нет.
– Да я в курсе, – ответил Крячко, взял от стены стул и прочитал следующий плакат: «Над арабской мирной хатой гордо реет жид пархатый!»
– Сам сочинил? – спросил он у фюрера, присаживаясь к столу слева.
– Я ждал этого вопроса, – презрительно кривя губы, ответил паренек. – Это прямая цитата из Иосифа Бродского. Был такой поэт. Ему еще Нобелевскую премию дали.